— Плевать я хотел.
— Гермионе тоже сдавать экзамены.
— Она с превеликим успехом сдала бы ещё на пятом курсе.
— Если ты уйдёшь, то потеряешь её, Северус.
— Правда? Не ты ли заклинала не «обретать» её?
— Если ты уйдёшь, то твои чувства станут очевидными не только для меня.
Это заставило замереть его.
— У меня нет к ней чувств. Я действительно хотел тело, Минерва. Ты даже не представляешь, что такое быть тёмным магом и общаться с само́й чистотой! — прошипел он сквозь зубы. В его тоне, ещё мгновение назад бесстрастном и холодном, прослеживалось отчаяние. — Это хуже инкубства. Это нестерпимая жажда. Она. Почти. Неудержима. Ты чувствуешь запах прозрачной кожи, слышишь учащённое дыхание, шелест мантии, шажочки. Они сводят с ума, вносят запретные мысли… А эти румяные щечки, означающие, что девочка видит во мне мужчину? Сколько раз я хотел не просто поцеловать, но и укусить эту сладость! Она великий соблазн, мадам Макгонагалл! Я хотел её трахнуть, неужели не очевидно?
Она раскрыла рот, а он продолжил:
— Я, преподаватель Хогвартса, заявляю тебе, директрисе, что хотел совратить студентку, мало? Знаешь, почему я всё ещё не сделал этого? Почему не залез под юбку к изящным ножкам? Почему останавливался каждый раз только на мысли? — он наклонился к Макгонагалл, цедя сквозь зубы, — Всякий раз, когда я желал взять её на парте, на сцене, в Большом зале или в кабинете, во мне просыпалась жалость к этой глупой, наивной бездарности. Она умна, но ещё такая дура.
Не говоря ни слова, он обошел шокированную Макгонагалл и ушел в камин. Минерва молча уничтожила пергамент.
Совсем скоро Северус Снейп вернулся к преподавательской деятельности. Студенты, твёрдо знающие о «трагедии» в больничном крыле, удивлялись по-разному: кто думал о предстоящих экзаменах, смиренно брался за учёбу; кто и знать о них не желал, кривился лишь от мысли, что противный Снейп вернулся. У первых и у вторых возникали вопросы, но задать их было некому: Шарль не появлялся. Многие задумывались о правдивости слухов. Обманутые дважды, они больше не вдавались в фанатическую веру. Уже однажды думали, что Драко Малфой мёртв, а он ходил по школе. Им сказали, что Снейп скончался, а он, как прежде, вёл уроки и несправедливо снимал баллы.
Кругом ложь, думалось им, кругом обман.
Одна гриффиндорка Грейнджер не принимала участия в обсуждениях. С Гарри и Роном она ходила особняком по замку и говорила исключительно об учёбе. Гермиона выглядела цветущей, но наигранная улыбка меркла тотчас, как только друзья заводили разговор о Снейпе и Малфое. Эту тему девушка пресекала.
Рона новые повадки подруги раздражали, и однажды он неосторожно высказался:
— В чём беда, Гермиона? Мы же и «профессор» говорим, и соблюдаем твои этические требования, да и что такого, чтобы просто узнать, как этот упырь выпутался! Уж больно странная у него аллергия! И этот Шарль, он так долго у вас бывал! Невилл сказал, что этот тип непростой какой-то! Так скажи, чёрт возьми, что же там было?!
Гермиона уставилась на рыжего отрешённым взглядом. Возмущения привлекли внимания студентов, которые столпились вокруг и теперь подслушивали. Уизли покраснел.
— Ну… Герми, ты пойми меня, интересно же… — пробубнил Рон.
Девушка посмотрела на него, как на глупца, и ушла. Она направилась в библиотеку. Прошло немало дней после того, как она забросила проект по витражам. Пускай, она разбила волшебные стёкла и они не работали, магические законы и свойства остались неизменны. Девушка желала докопаться до истины, до создателя, до мотивов. Ничто не волнует нас так, чем тайна, скользнувшая рядом, и ничто, как она, не помогает нам отвлечься. Кажется, разгадка интриги близко, протяни руку и всё узнаешь. Гермиона имела достаточно сведений, чтобы очертить связь между двумя девушками, дневником и смертями, осталось покопаться в маггловских книгах снова.
Для чего используют витраж, который позволяет узнать желания человека? Зачем нужно знание о тех, кто был в каком-то месте совсем недавно? И что давало третье стёклышко?
Гермиона направлялась к стеллажу с маггловскими книгами. Невилл, находящийся в зельях, окликнув её, заставил остановиться.
— Как дела? Тебя сегодня не было на первой паре. Что-то случилось?
Гермиона сардонически хмыкнула, забавляясь собственной слабости. Быть обезоруженной собой — вот ирония!
— Нет, Невилл. Просто… Такое случается, просыпаешься и осознаёшь, что поздно топать на пары.
— Даже на урок профессора Снейпа? — не зря говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься. Невилл изогнул бровь точно так же как и зельевар, и это принесло Гермионе немало дискомфорта.
— Именно. Мне хватило уроков в Больничном крыле, — она горьковато улыбнулась.
— Насколько мне не изменяет память, мисс Грейнджер, — раздался позади строгий голос Снейпа, — вы решали задачи, а это далеко не уроки.
— Еще какие уроки, сэр. Они мне многое объяснили и закрепили некоторые аксиомы. Впрочем, спасибо. Не сомневаюсь, что сдам на отлично зельеварение, — Гермиона развернулась медленно и, увидя его, не смогла не улыбнуться. Было больно, но куда больнее сделалось бы, запри она свою любовь, из которой состояла вся душа. Ужасно, когда внутренний огонь, нечто светлое и прекрасное, пытаются потушить извне. Куда страшнее, когда внутреннее пламя гасит сам человек. Такое жестокое убийство означало бы предательство себя. А играть и лицемерить разве могла она? Нет, это ложь себе и Снейпу. А ненавидеть? Нет, тогда бы она не любила — на ненависть способны лишь влюблённые. А презирать? Кого? Свой выбор? Нет.
Гермиона Грейнджер любила, а всё остальное не входило в её правила. На что она надеялась, так это на время, в сообщницах которого станет разлука. Они заморозят и превратят в безразличие это разрывающее чувство, это нелепое страдание.
Она улыбалась, не требуя ничего взамен. Снейп смерил её взглядом.
— Минус десять баллов с гриффиндора. Я нисколько не удивлён, что общение с такими, как Поттер и Уизли, доведут до последней стадии безответственности. Вы проспали профильный предмет и веселитесь. Чу́дно, мисс Грейнджер. Ничего другого я и не ожидал. Комиссия Матрикса немало позабавится в общении со всезнайкой Хогвартса, и тем не менее вы их разочаруете. Мистер Лонгботтом, вы нашли нужные книги?
Невилл перестал таращиться и завозился на полках, перебирая кожаные корешки древних фолиантов.
— Вы беспокоитесь, что я не сдам Т.Р.И.Т.О.Н.ы, профессор?
— До вас мне нет никакого дела, мисс. Однако, будет большим бедствием, если гордость Макгонагалл завалит экзамен. Многие подумают, что роль египетской царицы запудрила мозг самой-самой, и спектакль не лучшее времяпрепровождение студентов.
— Мозг мне запудрил не спектакль, профессор.
— Это неважно, мисс Грейнджер. Я констатирую факт: ваша безответственность поможет вам завалить экзамены, и этого достаточно.
— Дело не в безответственности. Хотите узнать причину? — спросила она, понижая дрожащий голос.
— Нисколько, — прошептал он, будто в издевательство, в такой же манере.
— Профессор, а я скажу.
— А я сниму баллы за назойливость.
— Я не приду завтра.
— Меня это не заботит.
— Прогуляю послезавтра и послепослезавтра. Я вообще не приду к вам на уроки.
— Плевать, — он хмыкнул, но склонил голову, замечая улыбку Гермионы.
— Что? Хотите знать, почему я улыбаюсь? Вы постоянно пялитесь на мои губы. Вас смущает моё счастье?
— Мисс Грейнджер…
— Знаете, почему девушка сидит днями и ночами в Больничном крыле? В каком случае не спит и не пускает аврора Шарля? Почему…
— Замолчите, мисс Грейнджер.
— …Почему готова кинуть аваду в любого, кто посмеет приблизиться к пациенту? По какой причине готова пожертвовать всем, даже свободой, чтобы не позволить больному умереть от отравления? Я бы порезала ради вас вены, профессор, если бы у меня была гребанная четвёртая группа! И сейчас… Вас смущает, почему я улыбаюсь. Потому что я не ненавижу вас! — взахлёб воскликнула она и после тихо сказала: — Не могу.
— Ещё слово, глупая девчонка, и вы схлопочете отработку! — прошипел Снейп.