Первым приказом генерала было — арестовать семьи рабочих и шахтеров, ушедших в горы, в партизаны. Сотню стариков, старух, детей заперли в бывшем полицейском участке. Партизаны ответили па это лихим налетом на Заречье. Целые сутки развевалось на зареченских заставах партизанское знамя — длинный шест с красным лоскутом.
Генерал решил проучить взбунтовавшихся «Гамаюнов». В окрестные леса и в горы была послана карательная экспедиция.
Каратели находили в горах шалаши, теплую еще золу костров, лесное безмолвие. Но партизан не встречали. И вдруг прокатывался длинный выстрел берданки или шомполки и падал в смертельной потяготе солдат, украшенный восьмиконечным крестом. И снова — безмолвие.
Пока каратели ползали по горам, «гамаюны» произвели второй налет — на железнодорожный разъезд, где заводская ветка соединялась с магистралью. На разъезде стояли десять товарных вагонов с новенькими пломбами и с надписью: «Секретно». Они пришли из глубокого тыла и ждали отправки на фронт. Отбить секретный эшелон партизанам не удалось; они отступили, унося своих раненых. Но перепуганный комбриг приказал передать эшелон на заводскую ветку. Вагоны были передвинуты через мост в Заречье и поставлены в безопасном месте — между казенкой и церковью.
Партизаны, догадывавшиеся о грузе секретного эшелона, поняли, что эта добыча ускользнула из их рук.
3. ВЗРЫВ
Шествие открывал гостеприимный хозяин — директор завода мосье Лялайг, веселый и галантный старичок, на ходу приплясывающий и припевающий, за что заводские рабочие прозвали его «тетей Лялей».
За мосье Лялайгом двигался бригадный генерал, окруженный свитой из офицеров. В свите, среди безотрадно серых русских шинелей, нежно голубели французы в шинелях небесного цвета. За военными выступали дружной стайкой «лучшие люди» Заречья: отец Анисим с попадьей, господин Лейзе с женой, гостинодворские купцы с семьями.
— Сюда, мосье и мадам! — расшаркивался и пританцовывал «тетя Ляля». — Вот наше маленькое хозяйство, вырванное из рук захватчиков и грабителей нашими доблестными защитниками!
«Маленькое хозяйство» — огромные, выстроившиеся в ряд цеха с новенькими заграничными станками, гигантские склады для угля, руды, готового литья, мартены и грациозно приподнявшиеся на чугунных лапах домны — произвело на всех гнетущее, тяжелое впечатление. Здесь, как в заколдованной сказочной стране, была кладбищенская тишина, было мертво и безлюдно.
— Простите, мосье Лялайг, но почему здесь такое… такая тишина? — очень правильно по-русски спросил один из французов, с пятью золотыми нашивками полковника на рукаве. — Почему завод стоит? Где рабочие?
— В горах! — тихо и скорбно ответил приунывший директор. — В партизанах.
После этих горьких слов общее настроение заметно упало и вновь поднялось лишь в «стегальне», хотя ничего особенного здесь не было — обычная, правда, очень старая изба, широкий двор, на дворе невысокий столб. И «тетя Ляля» объяснил, что к этому столбу когда-то привязывали беглых или провинившихся «гамаюнов» и стегали кнутом. Отсюда и название — «стегальня».
— Это замечательно! — восхитился генерал и кинул адъютанту: — Запишите, поручик. Этот добрый старый обычай надо воскресить!
Поручик, восторженный и суетливый юноша, с румянцем на щеках, старательно записал: «Возобновить стегальню».
У поручика было богатое воображение, и он, глядя на стегальный столб, живо себе представил: тонко, по-змеиному свистит ременный кнут и тугим, раскаленным обручем обвивает обнаженную поясницу со следами незаживших еще рубцов. Хохотнул лукаво и перевел веселый, восторженный взгляд на горы, сжавшие завод. Внимание привлекла гора оригинальной формы, с памятником — якорем на вершине.
— Как называется эта гора? — обернулся поручик к «лучшим людям».
— Это Думная, господин офицер, — ответил отец Анисим, считавший себя краеведом. — А названа так потому, что древние насельники края — чудь, собирали на ней свои вече, думные сходбища.
— Неправда! — сказал кто-то непочтительно. — Думной она названа по причине бывшего на ней сходбища для соглашения между собою взбунтовавшихся рабочих нашего завода.