– Почти правильно, – снизошла она. – Дальше говорится: «Мой отец излазал все горы, побывал в местах, куда и горные козлы не забираются, и его слава охотника и следопыта была такова, что… »
– Уймись уже. Когда правительственным чиновникам потребовался проводник, они пришли к моему отцу. Они предложили ему бумажные рубли, не имевшие ценности, поскольку не обеспечивались золотом, и показали приказ от правительства Грузинской ССР, который тоже не имел силы, но поддерживался ружьями и солдатами тбилисского гарнизона. За себя он не боялся. Он боялся за меня. Потому что я отнял жизнь у матери, входя в этот мир, а докторов, чтобы спасти ее, рядом не оказалось – мать была грузинка, а не русская, не имела друзей в столице и не могла получить помощь государственного врача. А я тогда был всего лишь младенцем в колыбели и никогда не видел зеленой травы. Ведь я родился зимой, а весна еще не настала.
– Обожаю эту часть.
– Тихо. Отец боялся, что власти сожгут деревню, если он откажется вести экспедицию на склоны Казбека. Он знал место, куда они стремились попасть, хотя оно не было обозначено ни на одной из их карт. Но он спросил их, почему они не могут подождать до весны. Разве они не помнят, как русская зима совсем недавно разбила вторжение гитлеровских армий? Но нет, они требовали провести их к месту, указанному на их картах. Главный ученый экспедиции сказал, что они должны идти, поскольку такова воля советского народа, и только предатель станет чинить препятствия. Тогда отец ответил, что не может оставить малыша одного, поскольку молоко для ребенка он добывал у диких волчиц, которых ловил в снегах…
– Для тебя! Готова спорить, ты был очарователен. Но ты пропустил кусок. «Зима была такая холодная, что коровы давали лед, и птичьи песни замерзали в воздухе и оттаяли только весной, когда все их ноты выплеснулись на зеленую землю… »
– Нет, это из другой сказки. Ну, так вот. Экспедиция шла много дней, снег слепил, запасы таяли…
– Погоди. Правительственный ученый заставил отца взять тебя с собой. Отец посадил тебя в мешок из волчьей шкуры и привязал себе на спину.
– Да, это тоже.
– И ты забыл рассказать, как они все смеялись над твоим отцом из-за того, что тот взял лук и стрелы, а не их ружья, и как потом ружья замерзли.
– Это еще впереди. На чем я остановился? В небе не было ничего, кроме одинокого черного грифа, и вокруг – лишь ледяные скалы и горные пропасти. Отец указал на черного грифа…
– Ты кое-что забыл.
– Да-да. Глупый ученый думал, что мы заблудились, и солдат угрожал убить отца. Так? Хорошо. Слушай: отец указал на черного грифа и сказал, что им надо просто следовать за птицей, и тогда они найдут то, что уже нашла птица посреди пустых гор. Он повел их туда, где к горе был прикован обнаженный человек. Он был высокий, выше церковной колокольни. На цепях из черного железа лежал иней, а от громадной раны в боку по всей скале, на которой он висел, веером расходились красные льдинки. Лицо его было спокойно и мрачно, как у статуи короля, но при этом исполнено страдания, как у святого на иконе. «Что вы видите? » – спросил мой отец. Ибо он знал, что русские не похожи на нас, уроженцев Грузии, и не способны видеть то, что находится у них прямо под носом. «Я вижу лед», – сказал один солдат. «Я вижу скалу», – сказал другой. «Что вы слышите? » – спросил мой отец. «Я не слышу ничего, кроме ветра», – сказал один солдат. «Я слышу, как скулит твой щенок! » – рявкнул другой. А ученый взглянул наверх и сказал: «Я слышу могучий низкий голос. Он просит нас застрелить грифа, который мучает его». Но ружья у солдат замерзли, и они не могли подстрелить большого черного грифа.
– Но твой отец застрелил его из лука! – радостно прощебетала Венди.
Ворон кивнул.
– Именно. Громадная птица падала вниз, а могучий голос сказал отцу, что птица оживет снова, как только взойдет солнце, но на сегодня пытка закончена. И поскольку это сделал отец, он может просить любой мудрости мира.
– Но ученый заставил его спросить…
– Да, да. Ученый заставил моего отца говорить с титаном. «У американцев есть бомба, которую они сделали путем расщепления атома. Этот огонь слишком опасный, чтобы им мог управлять кто-либо из смертных, кроме членов Верховного Совета». Вот что заставил его сказать ученый.
– И про ракеты.
– Да. «Американцы забрали немецких ученых-ракетчиков из Пеннемюнде. И они узнают тайну небесного огня. То есть узнают, как построить большую ракету, больше "Фау-один" и "Фау-два". Мы должны запустить спутник раньше американцев, чтобы показать всему миру мощь советской науки. Так повелел наш великий вождь Сталин».
Ворон приостановился.
– Ты не слишком устала для этой истории? Мне уже почти пора.
Он взглянул на часы и нахмурился.
– Что было дальше?
– Гигант взглянул на отца мудрыми и печальными глазами и сказал: «Сын гор, я расскажу этим людям, поработившим тебя, обо всем, о чем ты у меня спросил. Но мое сердце ненавидит любое рабство, ибо человек не создан для него. Ты знаешь, что это правда. Существа, созданные служить – домашний скот и птица, – они пресмыкаются на земле, никогда не поднимая глаз к небу, они не тоскуют о свободе. Свободы желает лишь человек. Я открою тебе тайну, неведомую остальным, если ты пообещаешь никому ее не выдавать, даже собственному сыну. Из этих гор есть выход на другую сторону, мимо всех дозоров, через стены и мимо караульных постов – в земли свободы на западе. Я покажу тебе эту дорогу, если ты пообещаешь тут же ступить на нее и уйти». «Чем мне отплатить тебе, старейший праотец? » – спросил отец. «Чтобы стать свободным, ты должен отринуть страх. Ни ты, ни твой сын больше никогда не изведаете страха. Чтобы начать жизнь заново, ты должен отказаться от своего старого имени. Ты можешь назваться Вороном, ибо он – мудрая птица и ему ведомы границы между жизнью и смертью. А если кто-нибудь спросит тебя, как ты пробрался через непроходимые горы мимо дозоров и заграждений, ты можешь отвечать, что улетел подобно ворону». И это все, что отец рассказывал мне о том, как мы попали в эту страну. Я никогда не узнал правды. Я понимаю, что он не стал бы называть ребенку имен тех, кто помог ему тайно выбраться. Лишь полное молчание сохранит этот путь открытым для других. Отец повторял, что улетел подобно ворону из земли, занятой смертью и трупами.
Ворон помолчал минуту и снова взял в свои ладони руки жены.
– А потом я встретил тебя и влюбился, моя прекрасная странная маленькая Венди.
– Хочешь еще раз услышать мою историю? Ту, которую я рассказала, когда ты сделал предложение? Она тоже про полет. Мне раньше снились полеты, и я недоумевала, почему наяву я никогда не могу вспомнить, как это делается. Когда мне было девять лет, я заболела и не пошла в школу, играла дома с одной из маминых кошек. И вдруг я вспомнила: просто надо встать на одну ногу, то есть на обе одновременно, но так, чтобы каждая нога думала, будто на земле стоит другая. Я выпорхнула из окна и полетела к школе, и никто меня не видел, как бы громко я ни кричала. Помню, я жалела, что не прихватила с собой ничего, чем можно бросаться в ребят на школьном дворе. Даже бабушка меня не заметила, когда я на обратном пути летела мимо кухонного окна. Я спустилась, чтоб рассказать обо всем бабушке, но она дала мне куриный бульон и велела идти обратно в кровать. Когда я поправилась, то попробовала снова. Но у меня больше не получалось. Однажды в колледже, в спортзале, я испытала похожее плывущее состояние. Возможно, это оно и было. Но мне никто никогда не верил. Мне говорили, что я выдумываю, хотя я совершенно отчетливо все помнила. Почему люди так говорят? Только потому, что никогда не испытали ничего подобного. Они делают вид, будто этого не могло произойти со мной, потому что этого никогда не случалось с ними! Взрослые забывают большую часть того, каково быть ребенком. Почему нельзя оставаться одновременно и ребенком, и взрослым, беря лучшее от обоих? Дети не боятся умирать. Они ничего не боятся, кроме чудовищ. А взрослые не боятся чудовищ. Понимаешь?