Этот разлом вибрировал силой. В нём виднелись исполинские силуэты таких странных форм, что даже богиня за всю свою вечность не видела ничего подобного.
Не обращая внимания на ужас, искрививший лицо Бастет, ей с трона спокойно улыбалась высокая темноволосая женщина.
– Так и будем молчать?
Наконец пленнице удалось сфокусировать на ней взгляд.
– Селкет… Почему? – богиня попыталась встать, разорвать алые путы, но смогла лишь остаться на коленях.
Над залом пронёсся мягкий женский смех. Он шелестел, как песок, скользящий по полу.
– Прости меня, прелестная радость. Я не хотела, чтобы наша новая встреча происходила именно так.
Бастет чувствовала жжение в глазах. Богине радости нельзя было плакать от горя. Но как сдержаться, если позади остался целый сепат, так жестоко разрушенный в день светлого праздника? Как не горевать, если в памяти так свежи были крики людей, которых богиня клялась защищать?
Нет… Она не могла не плакать. Слишком жестоко расправились чудища Та-Дешрет с полным радости и удовольствий сепатом.
– Зачем ты это сделала?! Почему ты разрушила Бат? – закричала богиня.
– Это было необходимо, – ответ был спокойным, почти ленивым.
– Осирис! Царь наш! – Бастет воззвала к единственному, кто, по её мнению, мог прийти на помощь.
Крик сотряс стены зала, не выходя за их пределы ни божественным посланием, ни даже простой молитвой. Больше она ничего не могла сделать.
Селкет наблюдала за ней со спокойной отстраненностью. о
– Не терзай себя, радость. Лучше скажи, тебе больно?
Бастет зарычала, как львица, смотрящая на убийцу своих детей и не способная отомстить.
– Отвечай, – повторила Селкет, и её глаза засветились ржаво-красным цветом. – Почему тебе больно?
Цепи сдавили пленённую богиню, вырывая из её горла новый яростный крик:
– Ты убила их!
– Да… – губы богини скорпионов растянулись в улыбке. – Боль потери – это хорошо. С ней ты должна меня понять.
Селкет кивнула, словно соглашаясь со своими мыслями.
– Подаришь мне радость? – она подалась вперёд.
Бастет инстинктивно отшатнулась, чувствуя, как цепи натянулись вновь.
Но Селкет не поднялась с трона. Она замерла, снова скрываясь за светом своей силы.
– Рано. Ты нужен мне там…
«Она говорит не со мной», – поняла Бастет, видя, как за ржаво-красным сиянием закатились глаза богини.
– Найди её, – приказала Селкет незримому собеседнику. – Да… В пасть стражей. В небытие.
Магия погасла, и мрачная богиня вновь улыбнулась. Эта улыбка не касалась её глаз, оставаясь лишь неестественным изгибом на губах.
– А теперь, радость, я расскажу тебе кое-что. И дам выбор: принять меня или кануть туда, откуда даже боги не возвращаются.
– После того, что ты сделала, я никогда тебя не приму! – выплюнула Бастет.
– В отличие от Царя, которого ты так яростно пыталась призвать, я предпочитаю давать выбор. Поэтому – воля твоя. Не примешь, так принимай тьму.
Новый крик богини радости отразился от стен песчаного зала. То был крик боли и отчаяния. А вторил ему глубокий шелестящий смех – то ли из горла Селкет, то ли из разлома за её спиной.
Атсу бежал навстречу Ифе, как жаждущий к оазису в пустыне.
Он ни на мгновение не позволял себе усомниться в том, что она пережила нападение чудовищ на Бат, и его вера была вознаграждена. Девушка стояла у арки, оплетённой зеленью, – тайного выхода из сепата. Она улыбалась, глядя на вора и грешного бога, бегущих к ней.
Атсу ощутил короткий толчок в бок от Сета, но даже не обратил на него внимания, спеша обнять аментет, спеша почувствовать, что она действительно жива. Однако грешный бог опередил его.
Сет обнял Ифе… странно. Это больше походило на резкий толчок, чем объятия.
На мгновение Атсу отвлёкся – в конце запылённой пустынной улицы послышался крик Кейфла:
– Ифе! Атсу!
Каратель и принц тоже приближались. Как и вор, они видели Сета, упавшего на колени с телом в руках.
«Что?..» Атсу заметил рукоять своего кинжала. Коснулся перевязи на поясе, запоздало понимая, что раз он торчал под рёбрами Ифе, то там его быть не могло. «Нет… Этого не может быть».
Кейфл подбежал к нему первым.
– Живые! Слава хека… – принц замер.
Он был умным юношей. Слишком умным. И тренированный ум не дал ему шанса постепенно осознать увиденное, лишь сразу убил истиной.
– Ифе.
«Моя Ифе…» – руки Кейфла пробрала дрожь.