– Кто должен будет отвечать? – спросила она, надеясь, что это хотя бы будет не Одайон.
– ЛЮБОЙ ИЗ ВАС. МНЕ ТАКИЕ ДЕТАЛИ НЕ ВАЖНЫ.
Сфинкс сделала упор на слово «мне». «Тот, что был в Унуте, выбрал меня. Даже лишил Кейфла и Сета способности говорить». Что-то коснулось мыслей, какая-то идея, но сформировать её девушка не успела. Шани хотела что-то возразить. Даже Одайон поднялся на ноги, поняв, что его попытка скрыться провалилась.
Но сфинкс уже заговорила:
– ЧТО ЧЕЛОВЕК ЛЮБИТ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЖИЗНЬ, НЕНАВИДИТ БОЛЬШЕ, ЧЕМ СМЕРТЬ? ЧЕГО ЖЕЛАЮТ БОГАЧИ, А БЕДНЫЕ ИМЕЮТ? ЧТО СКРЯГА ТРАТИТ, РАСТОЧИТЕЛЬ КОПИТ, А ВСЕ УНОСЯТ В МОГИЛУ?
Ифе в ужасе, смешанном с удивлением, смотрела на сфинкса, а в её памяти возрождались слова, которые она слышала от слуги Тота:
Люблю красивых дам. Скучаю… Коли встретишь мою красавицу, она тебе покажет, где таких наглых богов видала.
Та же загадка. Слова сфинкса о «его красавице». «Какова вероятность?..» – думала аментет, разглядывая древнее могущественное существо перед собой.
– НУ ЖЕ, ОТВЕЧАЙТЕ.
Шани стояла, закрыв глаза. Она нервно теребила подол одеяния. Одайон оставался спокоен, будто и вовсе не собирался раздумывать над ответом. А Ифе решалась на безумство.
– Где-то я уже слышала эту загадку… – пробормотала она наигранно громко, так, чтобы сфинкс услышала её.
Ей хотелось протянуть эти слова с намёком. Прощупывая возможность того, что существо действительно было красавицей сфинкса. Но на деле её голос дрожал от страха.
– ЧТО ТЫ СКАЗАЛА?!
– Я…
Существо в нетерпении припало на передние лапы, по-прежнему нависая над девушкой громадой тёмного камня.
– ОТВЕЧАЙ.
– Другой сфинкс уже загадывал мне эту загадку! – пролепетала Ифе, готовая в любую секунду отправиться в небытие. – И тогда я дала правильный ответ – ничего. Богачи не желают уже ничего. Бедные ничего не имеют. Скряга ничего не тратит. Расточитель ничего не копит. И ничего человек не может ненавидеть больше, чем смерть, а любить больше, чем жизнь.
Эмоции сменялись на каменном лице с невероятной скоростью.
– МОЙ РОДНОЙ… – сфинкс выпрямилась, смотря вдаль. – КАК ОН?
«Значит, это всё-таки та, о ком говорил слуга Тота». Облегчение было кратким.
– Скучает, – прошептала Ифе.
Она не знала, что ещё сказать, как передать ту боль и тоску, что сквозила в словах ехидного сфинкса при упоминании его красавицы.
– ТАКОВА ДОЛЯ ПОСЛЕДНИХ. ЛИШЬ ДВОЕ. ДВОЕ, КОТОРЫМ НЕ СУЖДЕНО БЫТЬ ВМЕСТЕ.
– Почему? – решилась на вопрос аментет.
Сфинкс запрокинула голову.
– ОДНА УБИТА. А ДРУГОЙ БУДЕТ ЖИТЬ ВЕЧНО, ВЕДЬ ТОТ, КОМУ ХВАТИЛО СИЛ УБИТЬ СФИНКСА, ДАВНО И САМ ПОЧИЛ.
«Её убили!..» Ифе особенно остро могла прочувствовать боль и печаль сфинкса. Их обоих. Разлучённые Дуатом, как и она с теми, кто был дорог. Девушка позабыла о том, что каменное существо хотело отправить их с Шани и Одайоном к стражам посмертия. Позабыла о том, что нужно было дойти до реки. Ей просто было до слёз больно, как будто сфинкс рассказала её собственную историю.
– Мне так жаль, – вот и всё, что она могла сказать.
Шани, чьё лицо тоже выражало печаль, тихо спросила:
– Разве боги не могут окончить страдания, убив другого сфинкса?
– МОЙ РОДНОЙ ВЕРЕН ТОТУ. И НЕ ПРЕДАСТ ЕГО СВОЕЙ ПОГИБЕЛЬЮ. БУДЕТ РЯДОМ С ТРИЖДЫ ВЕЛИКИМ, ПОКУДА НУЖЕН ЕМУ.
Шани отвела взгляд. Одайон давно не смотрел в их сторону, буравя взглядом далёкую реку. Лишь Ифе видела слезу, скатившуюся по каменной щеке.
– МОЙ РОДНОЙ… – сфинкс склонила голову, пряча чувства.
И аментет уже не смогла себя остановить. Она шагнула вперёд, обхватывая руками ледяной камень, из которого состояло существо, прижалась к нему щекой и обняла так крепко, как могла.
Сфинкс наклонилась, и девушка ощутила упавшую ей на макушку новую слезу.
– Он любит вас. Я слышала это в его словах, в голосе.
– СПАСИБО.
Объятия со сфинксом длились недолго, но Ифе казалось, что они придали сил им обеим. Отстранившись, существо прошептало:
– ТЫ ДЫШИШЬ.
Аментет кивнула.
– ВОЗМОЖНО, ТЕБЕ ЕЩЁ УДАСТСЯ ПЕРЕДАТЬ МОЕМУ РОДНОМУ, ЧТО Я ЛЮБЛЮ ЕГО.
Шелест песка вновь пронёсся мимо девушки.
Существо легло на то же место, где было скрыто прежде, накрываясь барханом, как светлым одеялом.
Шани молчала. Ифе тоже не шевелилась, боясь поверить, что в кои-то веки мироздание улыбнулось ей.
Тишину прервал Одайон:
– У меня сложилось впечатление, что вы спешили.
Маа-херу недовольно взглянула на него, но и она, и Ифе знали, что тут мужчина был прав. Пусть чувства голода и усталости, терзавшие аментет, ненадолго отступили перед страхом и печалью, но теперь возвращались с новой силой.