К счастью, в классе он был не единственным. Многие мужчины лишились работы и оказались на пособии от государства. У этого положения были свои преимущества. Виму и еще пятнадцати его одноклассникам позволялось спускаться в школьный подвал. Свет там был таким тусклым, что он видел лишь мальчика, который стоял в очереди прямо перед ним. Здесь детям из бедных семей выдавали овсянку на пахте, обезжиренных сливках. У Вима была собственная маленькая эмалированная миска; на дне он выцарапал свои инициалы. Вот так он, в одежде из магазина для бедных, стоял в очереди, держа миску в руке и дожидаясь нескольких ложек каши.
Мать переживала трудные времена отважно. Она почувствовала себя лучше, и ее прежнее обаяние отчасти вернулось. Но это продлилось недолго. На нее вскоре положил глаз брат Алозерия, дядя Гус.
Как-то раз во время обеда в кухне мать откашлялась и сказала:
– Мы уезжаем.
Дети непонимающе смотрели на нее.
– Мы уезжаем с Каттенбурга. Я не хочу иметь ничего общего с семьей вашего отчима. Я поищу маленький домик близ Остерпарка. У меня есть там знакомые – я жила там до встречи с ним.
4
Тяжело в работе
Амстердам, 1938–1940 годы
Семья переехала в дом 103 по Твейде Остерпаркстраат. Квартира по-прежнему располагалась наверху, но район был намного лучше. Прямо за углом располагался зеленый Остерпарк. Вима все еще тянуло в Каттенбург, но времени на визиты не оставалось. По воскресеньям он иногда проходил несколько километров, чтобы побродить по улицам вместе с Питом, как в старые времена. Порой он заглядывал к бабушке, которая никак не могла пережить трагическую смерть сына. Выпив чаю у бабушки, он рассказывал каттенбургским приятелям о своей первой работе – он стал помощником продавца обоев на фабрике «Рат и Додхефвер».
Бизнес быстро расширялся, фабрике нужны были люди, а Вим увидел объявление в газете. Он был полон энтузиазма и энергии и быстро получил работу в отделе рекламы, где работал шесть дней в неделю. Каждый день он отправлялся во «Дворец обоев», элегантный офис на Принсенграхт.
Вим быстро во всем разобрался. Он сортировал образцы обоев для альбомов, которые отправлялись с фабрики на Дуйвендрехтсекаде в главный офис. Больше всего ему нравилось ездить вместе с торговцами к клиентам по всему Амстердаму. Вим тащил тяжелые альбомы с образцами. Он носил красивые брюки и пиджак – свою гордость и радость. Эту одежду он тщательно берег.
Когда ему позволяли бывать на фабрике, он всегда надевал что-то старое, хотя и перестал носить гетры из магазина для бедных. В неделю он зарабатывал три гульдена и 30 центов оставлял себе, а остальное отдавал матери. Мать позволяла ему покупать себе новые носки.
Вим был рад получить такую отличную работу. Джо зарабатывала в неделю всего 2,5 гульдена, а работать ей приходилось гораздо тяжелее. Она нашла место в доме профессора с семью детьми и чаще всего работала на кухне. Она готовила еду, убиралась и присматривала за детьми после уроков. Чистя картошку, она мечтала о том, как станет акушеркой и будет встречать младенцев в новом мире. Но крики детей быстро возвращали ее в суровую реальность. Мать оставляла ей двадцать пять центов из заработанного.
Когда Виму исполнилось шестнадцать, ему разрешили пойти в класс танцев. Он давно об этом мечтал и вычеркивал дни из старого школьного блокнота. Теперь каждую субботу он отправлялся на танцы с тем же пылом, что и на работу. Домой он часто возвращался с шоколадками и делился ими с братьями и сестрой. Шоколадки ему в карман совала одна из партнерш, чтобы заполучить его только для себя.
Свои романы он обсуждал с Джо. Между ними по-прежнему не было секретов, хотя она уже несколько месяцев с кем-то встречалась. Вим учил сестру новым танцам со своих уроков. Он терпеливо показывал ей новые шаги в гостиной, а Джо повторяла вслед за ним. Так они вдвоем учились танцам по цене одного.
Матери нравилось наблюдать за их воскресным ритуалом. Она гордилась своими детьми и была счастлива, что они избавились от Алозерия. Ей даже не приходилось быть строгой – дети отлично знали, что можно, а чего нельзя. Единственное, в чем она их поправляла, так это в амстердамском сленге.
– Скажи все на нормальном голландском, – тут же поправляла она.
После урока танцев с сестрой Вим, Хенк и мать шли в церковь, а Джо оставалась дома присматривать за Бертусом. Обычно Вим не слушал пастора. Он скользил взглядом по скамьям и проходам, где всегда сидели его партнерши по танцам и другие девушки. Большинство из них он знал хотя бы по именам. Когда их взгляды встречались, Вим обещающе улыбался. Он был всегда аккуратно и красиво одет и производил хорошее впечатление. Все считали его достойным и благочестивым юношей.