Выбрать главу

— Но ведь полчаса тому назад хотел. Считал, что такое вполне возможно, верно? Это свидетельство о рождении сотворило настоящее чудо.

— Я сглупил. И мне очень стыдно. Но пусть это останется между нами, пусть целиком лежит на моей совести.

— Это если она у тебя имеется.

— Бессмысленный разговор, — устало заметил Питер. — Нам нечего больше сказать друг другу.

Томас отвернулся. Не то чтобы он был полностью не согласен с отцом. Ему хотелось обвинить отца в том, что тот не любит его, но какой в этом смысл. Он же не мог насильно заставить отца полюбить. Уже у двери Томас обернулся. Ситуация требовала последнего обмена упреками, но Томас так и не нашел нужных слов. И внезапно почувствовал, что страшно устал. Ощущение одиночества, отрешенности навалилось на него, подавило полностью, и слова отца доносились словно с большого расстояния.

— Можешь жить в доме «Четырех ветров» сколько душе угодно. И Джейн — тоже. Просто я не могу тебя больше видеть. После всего того, что случилось…

Внизу открылась и захлопнулась дверь. Грета вернулась раньше, чем он рассчитывал.

Вспоминая позже события этого дня, Томас удивлялся, почему не сошел вниз по лестнице навстречу мачехе. Ведь он бы смог объяснить ей свое присутствие в доме, сказать, к примеру, что попросил у отца разрешения забрать кое-какие свои личные бумаги. И еще: сможет ли их брак удержаться после того, как отца посетили столь серьезные сомнения? Тогда Томас принял решение спрятаться. И единственное объяснение этому поступку он находил в том, что победа, основанная на сомнениях, больше не испытываемых отцом, на деле никакой победой не является. Он мог отомстить за мать, лишь показав Грете, кто она есть на самом деле. Но для этого ему нужны были доказательства. А свидетельство о рождении — не доказательство. И использовать его против Греты он теперь не мог.

Он отступил назад, в гостиную, приотворил дверь так, чтоб она прикрывала его, и одновременно взмахом руки показал отцу, чтоб тот вышел на лестницу.

— Ты где, Питер? — крикнула снизу Грета.

Питер начал спускаться по ступенькам.

— А ты сегодня рано, — заметил он.

— Не хотела задерживаться. Беспокоилась о тебе. Ты выглядел так скверно. Ну, как, тебе уже лучше?

— Да, гораздо лучше.

Говорил Питер каким-то сдавленным голосом, очевидно, опасался, что Грета обнаружит стоящего за дверью Томаса, но ее, похоже, успокоили уверения мужа.

— Иди сюда. Поговори со мной, пока я буду переодеваться, — сказала она. — Но только знаешь, давай не будем говорить о суде. О чем угодно, только не о суде. С меня на сегодня достаточно.

Стоя за дверью, Томас слышал, как отец с мачехой поднялись на третий этаж. Немного успокоившись, он вернулся в гостиную. С этой комнатой было связано столько воспоминаний. Он вспомнил, как мама показывала ему потайное отделение в бюро в то, первое их утро в Лондоне; вспомнил, как шесть месяцев спустя он открыл его снова и обнаружил золотой медальон. Нет, этого недостаточно. Должно быть что-то еще, что связывало Грету с убийцами. Что-то такое, от чего ей уже не отвертеться, не связанное с одними его домыслами. Свидетельство о рождении — это еще не конец. Возможно, для отца — да, но только не для него. В прошлом Греты должно существовать что-то или кто-то, могущее доказать ее связь с преступниками.

И вдруг взгляд Томаса упал на старенькую телефонную книжку, скрепленную скотчем. Она лежала на бюро под бумагами и документами, которые отец вывалил из коричневого конверта. Времени терять было нельзя. Он слышал над головой шаги. Должно быть, Грета переодевается, снимает платье, в котором очаровывала своего жирного хитрого адвоката. Через минуту она может спуститься вниз, и Питер смешает ей коктейль «Кровавая Мэри».

Томас двигался на цыпочках. Аккуратно сложил все документы, в том числе и свидетельство о рождении, обратно в конверт, положил его в выдвижной ящик бюро. Затем взял телефонную книжку и бесшумно опустил крышку бюро.

У двери он последний раз обернулся, стараясь навсегда запомнить эту комнату, затем начал спускаться вниз, стараясь двигаться как можно тише. Так же тихо он вышел из дома, притворил за собой дверь и секунду-другую стоял на ступеньках, прежде чем торопливо двинуться вдоль по улице. Он шел, не оглядываясь, и прижимал руку к груди в том месте, где спрятал в кармане блейзера телефонную книжку Греты.

ГЛАВА 24

Томас перешел по мосту Альберта, вышел к Бэттерси и направился к дому Мэтью Барна, где ему предстояло сегодня переночевать.

Томас и Мэтью подружились сразу же, как только оказались в одном классе школы Карстоу. Одной из причин, о ней Мэтью правдиво поведал Майлзу, послужил тот факт, что оба они были новенькими в классе, где все остальные однокашники проучились вместе вот уже два года. Но дружба их основывалась также и на общих интересах и пристрастиях. Оба они обожали приключения и были романтичными натурами. Читали одни и те же книжки: сестер Бронте, Роберта Луиса Стивенсона. Оба превыше всего ценили рыцарство и героизм; и Мэтью с самого начала занял сторону друга, помогал ему всем, чем мог, в отчаянных попытках добиться справедливого наказания злодейки мачехи. Томас же, со своей стороны, был страшно благодарен Мэтью за поддержку. И по своему опыту общения с Майлзом Ламбертом знал, что другу на перекрестном допросе придется нелегко, однако тот безропотно согласился давать показания. Оба они высоко ценили свою дружбу и в школе были практически неразлучны.