В полдень они завершили беседу и присоединились к ежедневному военному совещанию. Началось оно с опозданием, после половины первого. Присутствовали все главы генштаба, Кейтель, Йодль, Геринг, адмирал Редер и вроде бы Дёниц, Варлимонт и Цайцлер. Всех не упомнишь.
Я оставался у бункера часов до двух. Потом меня сменил коллега, я немного прогулялся, а к четырем пришел в казино. Оттуда мне было отлично видно, что совещание все еще не завершилось. Первые посетители начали выходить из кабинета только после шести часов. Некоторые из них не ушли сразу, а остались пропустить по стаканчику и перекусить. Начались обсуждения. Я быстро понял, что с самого начала все разделились на два лагеря. По одну сторону были сторонники Геринга, который считал, что нужно во что бы то ни стало сохранять завоеванные позиции и ни в коем случае нельзя отступать от Волги, «живительной артерии СССР», по его же собственным словам. По другую сторону — Паулюс и те, кто добивался, чтобы Шестая армия в кратчайшие сроки покинула свои позиции под Сталинградом. После нескольких часов напряженных споров Гитлер в конце концов переметнулся в другой лагерь и присоединился к мнению главнокомандующего люфтваффе. Геринг доказывал, что оккупация южных районов Поволжья помешает Сталину получить доступ к нефтяным запасам Каспийского моря, а значит, продолжать войну. В конце концов он убедил фюрера. Было решено, что немецкие войска не отступят ни на шаг. Оставить за собой контроль за энергетическими ресурсами — единственная возможность одержать победу.
Паулюс, выйдя из зала заседаний, ничем себя не выдал. Генерал, как всегда, был скуп на слова и жесты. Выражение лица было жестким, степенным, но не подавленным. Ни секунды не мешкая, он сел в свою машину и вернулся в ставку вермахта, расположенную недалеко от нас, в Мауэрвальдском лесу.
До падения Сталинграда нам было тяжело. С каждым днем в «Волчьем логове» нарастало напряжение. Дошло до того, что день, когда было объявлено о прекращении боев, мне даже не запомнился (Паулюс сдался 31 января 1943 г. последний взвод солдат сложил оружие. 3 февраля новость была на передовицах всех газет. Страна была абсолютно подавлена). Агония армии Паулюса никак не выходила из головы.
Гитлер был непроницаем. Внешне, во всяком случае. Насколько я заметил, за это время фюрер не изменил ни своего поведения, ни своих привычек. Он был все таким же уверенным в себе, скупым на откровения и волевым. Все чаще он уединялся, все больше времени проводил один в гостиной или рабочем кабинете своего бункера, но тенденция эта наметилась еще в прошлом году. Вот только в Германию он стал ездить реже.
"С наилучшими пожеланиями"
В 1942-м под Новый год я вернулся в Берлин, чтобы отпраздновать нашу с Гердой свадьбу. Глоток долгожданной радости на фоне последних дней Сталинградской битвы. Моим свидетелем был Карл Тенацек, один из представителей «молодежи» в нашем отряде, а Гельмут Беерман, который иногда имел дело с «Митропой», привез нам из Парижа обручальные кольца и фату для невесты.
От служб канцелярии вместо подарка новобрачным мы получили сорок бутылок вина. Отличная подборка вин, сделанная господином Фехнером, нашим сомелье. Этому тонкому знатоку было семьдесят шесть лет, в свое время он подбирал вина еще для императора Вильгельма II. Ради нас с Гердой он лично приехал в Потсдам, где располагались винные погреба канцелярии рейха, и привез бутылки, из которых семь датировались 1921 годом. «Это что-то особенное», — заметил он. К подарку прилагалась открытка самого классического образца. Рукой шефа там было написано: «С наилучшими пожеланиями», и подпись — Адольф Гитлер.
Две бутылки мы выпили сразу, остальные зарыли во дворе дома. Предосторожность, характерная для того времени, когда ценные и бьющиеся предметы зарывали, чтобы они не пострадали при бомбардировках. Мы проделали эту операцию на небольшом участке земли, примыкающем к нашей новой квартире. После свадьбы у меня появилось право на «нормальное жилье», предоставляемое канцелярией. Фридрих, полицейский, помог нам найти квартиру в Карлсхорсте, жилом квартале на востоке Берлина, между Трептовом и Лихтенбергом. Нам попалась трехкомнатная квартира, которая всех устроила. Плату в 87 рейхсмарок в месяц взяла на себя канцелярия.
Ближе к середине января мне пришлось вернуться в ставку в Восточной Пруссии. Начиная с этого периода числа все больше смешиваются в моей памяти. Гитлер почти все время был в ставке. Он никуда не выезжал, разве что совсем недалеко. Уже сейчас вспоминая, я думаю, что весь 1943-й и часть 1944 года он провел в «Волчьем логове». Уединившись в этом лесу близ Растенбурга, он жил там долгие месяцы, лишь изредка выезжая в Бергхоф, несколько раз наведавшись на Украину и уж совсем редко появляясь в берлинской канцелярии.
У нас, в бегляйткоммандо, наметилось какое-то движение. Некоторые из «стариков» выразили желание отправиться на фронт. Они хотели сражаться, показать, что тоже на что-то способны, что могут противостоять врагу вместо того, чтобы сидеть сложа руки в ставке. Гитлер их не удерживал. «А что я, по-вашему, могу сделать? — повторял он. — Не могу же я сказать им: нет!» По меньшей мере пятеро наших, в их числе и Бруно Геше, отправились воевать в боевые части. Трое из них вскоре были убиты, в том числе старина Рюсс.
Отто Гюнше ушел на фронт, присоединившись к войскам СС, в 1943 году. Тогда его только-только назначили на должность личного адъютанта Гитлера. И даже ему фюрер ничего не сказал. Обмолвился только фельдмаршалу ваффен СС Зеппу Дитриху, что тот забирает у него лучших людей. По прошествии нескольких месяцев Гюнше вернулся. Он был из тех, кто остался с Гитлером до самого конца.
Я не заметил ни особенной усталости, ни ухудшения физического состояния Гитлера. Хотя, что ни говори, наблюдатель я не самый лучший. Я, например, далеко не сразу заметил, что у него дрожит левая рука. Думаю, что, когда постоянно находишься с кем-то рядом, в конце концов перестаешь замечать происходящие изменения внешности. Время и тесный контакт, вне всякого сомнения, влияют на нашу способность выносить суждения.
Кухарка "неарийского происхождения"
Гитлер был вегетарианцем. Однако иногда он позволял себе не до конца соблюдать диету, которую сам же себе установил. Я лично видел, как он лакомился колбасными изделиями, а кое-кто из «стариков» рассказывал, что в недалеком прошлом он с удовольствием ел курочку. Только в самые последние годы Гитлер полностью исключил мясо из своего рациона. За столом он иногда ел отличные от всех остальных блюда, например, я как-то видел в его тарелке пшенную кашу, в то время как всем остальным подали жареную картошку.
Когда я поступил на работу в канцелярию, тамошнюю кухарку звали фрау Шарфицель. Работала она под началом интенданта Канненберга. Однажды, скорее всего весной 1943 года, ее уволили. На нее жаловался кое-кто из персонала канцелярии, обвиняя фрау Шарфицель в систематических хищениях продовольствия с кухни канцелярии. Это происходило в то время, когда людей все больше и больше начинал волновать вопрос сокращения продовольственного пайка. Разговоры все чаще крутились вокруг новых ограничений и связанных с этими мерами лишений. Я и сам, бывало, таскал кусочки нарезанного масла, которое хранилось в большой салатнице вперемешку с кубиками льда. Кстати, через некоторое время после увольнения фрау Шарфицель Гитлер решил ограничиться двумя маленькими кусочками масла на одну тарелку для одного приема пищи.