– Парни садиться надо! – кричал Майкл в отчаянии пилотам, вдыхая запах гари, пока не понял, что это планирование и было посадкой. Пилоты только выбирали подходящую площадку, но вокруг были лишь крутые холмы, поросшие лесом, и ни одного куска ровной земли.
Наконец, когда высота полета стала совсем небольшой, впереди показалось гладкая вода – длинное узкое водохранилище площадью акров десять, вобравшее в себе небольшую горную речку.
– Плавать все умеют? Прыгайте! – закричал второй пилот, выходя из кабины и распахивая бортовую дверь, через которую в вертолет ворвался жаркий поток воздуха.
– А как же его нога? – закричал, Майкл, показывая на Боба.
– Пускай прыгает первым, а ты следом – будешь помогать ему плыть, – прокричал пилот сквозь рев мотора. Они вдвоем подтащили Боба, который стонал от боли, к двери и помогли ему спрыгнуть вниз, а следом сразу кинулся Майкл, который в спешке забыл снять рюкзак со своих плеч.
Удар о воду был таким же сильным, как при прыжке с вышки в бассейне, и Майкл, пробив воду, почувствовал ногами дно. Он сразу всплыл на поверхность и осмотрелся: вертолет удалялся прочь и из него, почему–то, никто больше из него не прыгал.
Почему именно, Майкл понял сразу: дальше водохранилище сужалось, сжатое по бокам скалами, а из воды тут и там торчали камни, которые при прыжке на них не давали шанса спастись.
Майкл развернулся в сторону Боба, выискивая его глазами, и нашел голову товарища ярдах в тридцати сзади. Он поплыл на помощь, только рюкзак не давал нужной скорости, но и сбросить с плеч намокшие лямки никак не получалось.
Майкл максимально напряг силы, но в холодной воде немели руки. До Боба оставалось, каких–то ярдов пять, когда вдруг тот внезапно скрылся под водой. Майкл сделал рывок, и нырнул в том месте, где последний раз видел Боба, но его руки хватали пустоту. В отчаянье он снова нырнул, нащупав руками дно, но Боба нигде не было.
Берег был совсем близко и Майкл, в несколько взмахов рук, выплыл на мелководье, снял рюкзак и куртку, выбросив их на берег, потом без передышки снова нырнул.
Так, он нырял еще минут десять, делая поправку на течение, пока не понял, что Боба уже не достать, да и сам он сейчас утонет, потому что не чувствовал окоченевших рук и ног.
Кое-как он выполз не берег, пытаясь отдышаться. Впереди за холмом, по курсу их полета, сосем близко, горел черным дымом вертолет, развалившийся на куски, и Майкл понял, что выжить никому больше не удалось.
Над ним, в сторону места падения, пролетели на реактивных ранцах несколько солдат, и Майклу пришлось спрятаться в небольшой пещере в скалах не берегу.
На руке надрывался сигнал вызова: – Диспетчер вызывает! Отзовитесь, кто-нибудь!
– Диспетчер! – ответил Майкл. – Это Кондор!
– Кондор, ты жив? А как остальные?
– Вертолеты упали и сгорели! Все погибли!
Человек в трубке замолчал, видно, не в состоянии осознать столько смертей.
– А мне теперь что делать? – спросил Майкл с надеждой.
– Вертолета для тебя нет, – постарайся завтра, не позже семи вечера, добраться до шоссе NN… …. Позвони мне оттуда, и тебя подберут.
– Интересно, как я пройду двести миль пешком за сутки? – хотел спросить, Майкл, но промолчал, понимая, что его жизнь имеет вполне определенную цену, и эта цена не может превосходить стоимости жизни тех, которые рискуют ради него.
До связи завтра днем! Мы берем паузу на сутки. Связи с тобой не будет, – сказал диспетчер, дав понять, что разговор окончен. Видно, сказать ему больше было нечего.
Телефон замолк, а неподалеку послышался лай собак и человеческие голоса. Нужно было уходить, пока на него не наткнулись солдаты.
Майкл пробежал полмили, потом остановился отдышаться, выжал одежду на себе, снова оделся, подхватил рюкзак и двинулся пешком на юг от места крушения, стараясь не уходить далеко от кустарника.
Так он шел несколько часов, пока не наткнулся на лагерь в лесу, с очагом, выложенным из камней на земле, и старой, потрепанной ветром палаткой на несколько человек. По засохшим коркам хлеба и газетам недельной давности видно было, что здесь недавно жили люди. Совершенно измотанный,
Майкл снял сырую одежду, заполз в палатку, и, укрывшись старым одеялом, попытался согреться.
Его трясло и ломало, а в ушах свистел ветер, треплющий брезент и стократно усиленный воспаленным сознанием. Телефон, который Майкла пытался включать, никак не реагировал на нажатие кнопок, и Майкла охватило отчаянье – скорее всего, про него уже никто никогда не вспомнит, ведь сейчас, когда могут погибнуть миллионы, его жизнь была просто ничтожной песчинкой, затерянной в пространстве, времени, и не значила практически ничего.