– И что ты хочешь? Чтоб я денег ему дала? Да никогда в жизни. Пусть лучше моя жопа висит на улицах, чем кто-нибудь увидит снимки, где есть лицо… На твоем месте я бы позвонила в полицию.
– Так он и хочет, чтоб я позвонил в полицию! Скандал с нашим именем, это – реклама!
– Ты слишком утрируешь. Во-первых, он не может ничего доказать. Он мог любую жопу сфотографировать и всем сказать, что она моя.
– Слушай, ты!.. – с неожиданной яростью, прошипел он в трубку. – Я в полной заднице из-за тебя и твоей бабули! И если Иден узнает, что раньше я был с тобой, еще при своей жене, она разорвет помолвку. А твой придурок пишет мне и звонит, не переставая!
– Ты в жопе, – сказала я, – только потому, что ты – дерьмо, Фил. Там твое натуральное место обитания. И если ты думаешь, мне не насрать, разорвет она помолвку, или не разорвет, ты глубоко ошибаешься. Я ей сама могу позвонить.
– Ты просто сука, Верена! – рубанул он и отключился.
Я яростно посмотрела на телефон.
Этот мужик никогда не врубится. Наверное, думает, что я заранее все это запланировала. Висеть вниз башкой на всех рекламных щитах.
Как летучая мышь с голой жопой.
Хотя, нет, вру. Ведь я же была в колготках.
Колготки были причиной появления жоп на улице. И слоган гласил: «В какое бы положение не поставила вас Жизнь, наши колготки помогут вам сохранить лицо!». Я даже надеялась одно время, что феминистки поднимут бучу. По поводу чрезмерной сексуализации и недостижимых стандартов тела. Но феминистки не сочли мою задницу веским поводом. Тем более, что идеально по центру, закрыв все самое-самое, была ступня.
Я гуглю номер и набираю Ксавье.
– Привет, – говорю. – Это я, Пенелопи. По поводу твоей выставки…
Угрюмое молчание. Лишь тихое сопение на другом конце.
– Ты помнишь, сколько мне лет? – уточняю я.
– Твой отец, или кто-то там, подписал разрешение!
– Да, на снимки. Но разве он позволял тебе вести меня в бар? Разве он позволял тебе накачивать меня алкоголем и кокаином? Еще неясно, в каком состоянии я была, когда ты делал все эти снимки.
– Прошло три месяца, – без особой уверенности, напоминает он.
– Пройти-то прошло, но люди не забывают. Я могу попросить отца подать в суд. У него очень скоро выходит книга и я позировала для большинства иллюстраций. Скандал нам будет лишь на руку. Как думаешь, что станет с тобой?.. Всегда можно найти свидетелей, счета из химчисток, записи наблюдения… По-моему, их полгода хранят.
Молчание.
– Тебя, может, не накажут. Но я не уверена, что с тобой продолжат работать. Особенно после того, как я расскажу, что ты водишь несовершеннолетних девчонок по клубам, пока они не перестают что-либо соображать. А потом продаешь их парням. Таким, как Филипп фон Штрассенберг.
– Я этого не делал! Ты с ним ушла сама! По своей доброй воле!
– Х-ха! Добрая воля, да? Какое интересное название для алкогольно-наркотического микса в крови.
Я дала ему все это переварить. Потом предложила вкрадчиво:
– Что, если мы с тобой сойдемся посередине? Я не стану заявлять на тебя, если ты отправишь фотки его невесте? Не знаю, кто она и откуда… Ее зовут Иден, ее семья то ли консервные банки производит, то ли кафельные плитки. И мы бы оба оказались в выигрыше. Пусть его девушка знает, как он изменял жене. Что скажешь? Ты получишь скандал, а я – моральное удовольствие.
– Да пошла ты! – взревел он с таким злорадством, что я на миг удивилась: что я такого сделала? – Ты оказалась там, где тебе и место. На улице! И ты просто не представляешь, как я этому рад!
А я-то как рада!
После завтрака мы прошлись по Западному крылу, которому вернули романтически-готический образ. Да, архитектор была прекрасная. С исторической точки зрения, почти ничего там не изменилось и в то же время, стало выглядеть чистым, новеньким и живым. За исключением спален и кухни. Там все было отделано в современном стиле.
Мне все понравилось и Марита, оттаяв, повеселела. Похоже, светская жизнь и украшательство дома, было для нее тем же самым, чем для меня была моя собственная внешность и секс.
И все было почти прекрасно, но тут, внезапно, в новую столовую вошел Себастьян.
– Чуть не забыл… Когда этот сраный ужин, на который ты хочешь, чтоб я пришел? – спросил он, не обратив внимания на архитектора.
– Сегодня! – возмутилась его жена. – Кто опять не может? Филипп? Или же Ральф?!
– Я не могу, – улыбнулся муж. – Знаешь что? А возьми Верену. Ты всегда так мечтала иметь дочурку. Вот бери ее, и имей!
– Ты, что издеваешься? – возмутилась я, поскольку ради разнообразия, знала о каком ужине речь.
Маркус тоже был приглашен туда. Благотворительный гала-концерт и банкет для организаторов. Все деньги будут отправлены в фонд по борьбе за размножение диких устриц, или что-то подобное, но соберется сразу весь свет.