– Мне лично, дети вообще не нужны! – отрезала я. – Пусть Маркус снизойдет со своего чердака и оплодотворит какую-нибудь земную женщину! Или, Фредерика заставь! Я не хочу рожать вам с Марти игрушку, которой вы что-то будете завещать!
Лизель подошла и села на стол.
– Оглянись вокруг. В этот дом я вложила всю свою душу. Вложила в надежде, что у моих сыновей будут дети, а у детей – еще дети. Но мои сыновья пошли в своего отца. И все это однажды отойдет детям Ойгена…
– За что ты так его ненавидела? – спросила я.
Элизабет рассмеялась, откинув голову. Безумным, почти что ведьминским смехом.
– Если не считать того, что он так и сяк засирал мозги Доминику, да пытался меня завалить всякий раз, когда я случайно оказывалась поблизости? В буквальном смысле: схватить за талию и опрокинуть на пол… Хм, дай подумать. Может, за то, что он буквально удушил долгами моего мужа? Или, скажем, за то, что он меня изнасиловал-таки, когда Доминик погиб? Где-то через полгода?
Я вытаращила глаза.
– Изнасиловал?..
– Ну, это я так всем говорила, – Лизель рассмеялась и ее глаза сверкнули от ярости. – На самом деле, это все была я. Сама его соблазнила. Ойген сказал, что я пыталась отсрочить платежи по долгам и предложила расплатиться натурой, а теперь пытаюсь его подставить за то, что он согласился. О полиции не было и речи. Ведь мы же Штрассенберги. И граф, который сам был в долгу у Ойгена, спрятал глазки и велел мне признать, будто так все и было.
Она вздохнула и на миг запрокинув лицо к потолку, умолкла.
– Мне было настолько погано, что я готова была признать что угодно. Лишь бы мне позволили встать и уйти. Мне позволили. А вечером Ойген сам пришел ко мне. И объяснил новые условия по долгам Доминика… Мария побежала к графскому дому, просить о помощи, но встретила по дороге Мартина. Он не мог вернуть Ойгену деньги, зато набить ему рожу он мог. И он набил, – Элизабет рассмеялась и ее глаза потеплели. – Когда мой Марти ворвался в комнату, я размахивала ножницами и орала Ойгену: «Я убью тебя, если ты подойдешь!» А через три минуты, уже орала: «Ты его убьешь!» и пыталась оттащить Мартина, который повалил Ойгена на ковер и махал кулаками, как ветряная мельница…
Я улыбнулась сквозь слезы. Помолчав, Лизель продолжила свой рассказ.
На следующий же вечер, не достучавшись в дверь, Мартин залез в окно ее спальни, до смерти напугав Лизель и Марию, которая сидела с хозяйкой. Успокоив обеих девушек тем, что входить не будет, Мартин прям с подоконника передал Лиз конверт. Внутри были нотариально заверенные бумаги: отказ Ойгена от всяких долговых претензий к бедной вдове.
Отправив Марию к детям, Элизабет умолила пьяного Рыцаря сойти с подоконника и ни в коем случае не пытаться выйти через окно. Мол, пусть он лучше ее дискредитирует, чем убьется. Они с Марией снимут сейчас засовы и обратно за ним запрут.
Мартин заверил, что в этом уже нет необходимости. «Поверь мне, девочка! – заявил он с высоты их десятилетней разницы, которая показалась Элизабет смешной. – Если Мартин фон Штрассенберг берет кого-либо под свою защиту, засовы можно не запирать!»
Мария успокоила мальчиков, за которыми присматривала ее мама, и на цыпочках поднялась наверх. Убедиться, что у Элизабет все в порядке. У нее все было в порядке: Элизабет плакала, уткнувшись Марти в плечо, а тот обнимал ее, повторяя: «Ты в безопасности, Лиззи! Слышишь меня? Я никому не позволю пальцем к тебе притронуться. Ты в безопасности! Ну, не надо плакать! Ничего ты мне не должна!»
…Лизель еще раз глубоко вздохнула и повернулась ко мне.
– Это ты думаешь, будто я заставляю тебя рожать, чтобы угодить Мартину. На самом деле, это Мартин прогибает Себастьяна, чтобы я могла удержать наш дом.
– Граф никогда не женится, и ты это знаешь…
– Это не так уж важно. Даже лучше, для моего плана. Сам граф нам не нужен…
Лишь его сын
Ральф:
На вечер, который устраивала графиня, они пришли вместе. Как раз в тот миг, когда Марита жаловалась мужу на Ви.
– Она совершенно утратила ко мне уважение! Она не отвечает на мои приглашения! Все в семье шепчутся, что я теперь – ноль! Что главной будет эта девчонка!..
Себастьян молча слушал, молча кивал. Потом отвечал, – и каждый раз все более грубо, что главный – он и главным останется, а ее вечера – не то место, куда девчонки хотят попасть.
– Куда она хочет попасть это всем известно! – кричала Марита. – Мне ты не давал покоя с этой мерзостью!.. Почему ты не можешь заняться этим и с ней? Ты просто специально надо мной издеваешься. Только теперь через Верену!
– Зачем она тебе здесь?!
– Она обязана меня уважать! Существует этикет! Мы это обсуждали.