Что же ты наделала, Звездочка? Почему ты не позвала его, если уж забыть не сумела? Почему ты не позвала?..
Дверь открыла Виктория и сразу же повела меня в кабинет.
Не в маленький розовый рай с атласными стенами и мебелью в духе Барби, а в лаконичную комнату с камином в стене и большим дубовым столом, перед которым не было кресел для посетителей.
Марита уже устроилась в большом рабочем кресле Себастьяна, в котором была похожей на Златовласку, залезшую на стульчик Папы Медведя. Самого графа не было, и я позволила себе вольность – присела на край стола. Вызвала меня, словно Мефистофеля, пусть теперь попробует подчинить.
– Ты знаешь, что это? – спросила Марита, протянув мне уже знакомую фотографию.
– Это – жопа! – сказала я, присмотревшись.
Но внутри все равно было неуютно. То, что Марита ничего не сказала по поводу моего сидения на столе, показалось мне подозрительным.
– Ты вызвала меня только из-за этого? – удивилась я. – По телефону нельзя было спросить?
– Я хотела видеть твое лицо.
– Что ж, будь уверена: я его сохранила, – я развернула газету пальцем и отодвинула к ней.
Марита глубоко вздохнула и как бы переступила на ягодицах.
– Этот негодяй нашел Иден и рассказал ей всякое. Про Филиппа и про тебя. Что он, якобы, открыл новую звезду, а Филипп увел ее, чтоб сделать своей подстилкой. Это все неправда, знаю, но так он сказал. Бедняжка Иден поверила, – она выдержала паузу, но я притворилась, будто не понимаю.
– Пожалуйста, встреться с Иден. Объясни ей, что этот фотограф сказал неправду.
– Правда, боюсь, еще хуже. А я не собираюсь всем на свете рассказывать, что эта жопа – моя.
Марита взяла карандаш с подставки и повертела его в руках.
– Что ты имела в виду? Что значит «Правда – еще хуже?».
– Не притворяйся, будто не знала!
– Не знала – что?
– Что Фил и я были вместе до моего отъезда. Я никогда не встречалась с Ферди, он гей. Он просто прикрывал нас с Филиппом.
Карандаш с громким стуком упал обратно в стакан. Марита медленно подняла глаза.
– Граф знает об этом?
– Речь не о Себастьяне.
Я тоже взяла карандаш, повертела его в руках и попробовала грифель кончиком пальца.
– Не притворяйся, Марита. К чему нам друг другу врать? У нас с Филом был роман, и я всерьез рассчитывала, что предложение он сделает мне, а не какой-то там сраной Иден.
Мы обменялись взглядами. Меня так и подмывало спросить, знает ли она, что мы с Себастьяном уже переспали, и если да, то как к этому отнеслась. Марита молча взвешивала что-то в уме. Так и не сказав ничего, она опять откинулась на спинку кресла.
– Я, конечно, подозревала, но я надеялась, что это не так. Ты меня сейчас удивила, Верена. Филипп-то ладно, но ты! Ведь Джессика была твоя мама!
Ага! Мы с ней друг друга любили, как голуби. Надышаться прям не могли, – подумала я, но вслух сказала:
– О, Господи, ты сама родила первого Рене не от Себастьяна! К чему эти маски, к чему это белое пальто? Да, я спала с Филиппом. Я и с Ральфом спала, – я хотела прибавить еще и Антона, но поняла, что лучше не надо. – Зашей меня в простыню и сбрось в замковый сортир, ибо я грешила! Сама-то ты без греха!
– Рене был сыном графа, – очень ровным голосом, сказала Марита. – Я отдала прядь его волос на анализы, чтобы подтвердить ДНК. Я изменила графу лишь раз, когда узнала, что он изменяет мне. И заплатила за все сполна, когда мой Рене решил, будто он —незаконнорожденный. И его грех, то, что он убил себя… Его кровь на моих руках. Я заплатила достаточно!
– Я не сужу тебя. Мне просто не нравится, что ты меня осуждаешь. Ты не имеешь на это никаких прав.
– Я знаю, ты и граф уже… – она покраснела. – Были близки.
– Да, мы были. Но это не означает, что я побегу объясняться с этой козой. Филипп – изменяет. Такая уж у него природа. И Иден лучше смириться с этим заранее. Но я ей в этом не помогу.
– Тебе граф, думаешь, изменять не будет? – спросила Марита.
С улыбкой, но ядовито.
Я пожала плечами: как я могла гарантировать себе верность графа, если даже в постель затащила скандалом и шантажом? К тому же, она была законной женой и имела права на него, которых я не имела. И даже Мартин не мог их мне дать.
– Филипп не изменял.
Марита перестала скалиться и раздула ноздри.
– Какое бесстыдство, Ви! Я так полагаю, теперь я должна спросить, кто из них лучше в постели? Мой сын или все же мой муж?
– Не спрашивай, а то ведь на самом деле отвечу. Ты позвала меня из-за Иден или из-за себя?
– Я так не ожидала, что ты придешь, – теперь она звучала в самом деле сердито, – что до конца просто не продумала.