***
После смерти первого ребенка Телль хотел переехать с Финой в другой город, но им отказали. Им отказали даже в деревне. Фина, как дочь нацврагов, должна всегда быть под присмотром.
Телль знал, что жена с четырех лет росла в детском доме. Когда ее, забрав от бабушки, туда привезли, Фина сбежала через несколько дней. Нашли девочку на вокзале. Она стояла и смотрела вдаль в ожидании поезда, на том самом месте, где их с мамой когда-то встречал папа. Шел дождь, Фина промокла насквозь, но не сделала даже шага назад. Она готова была стоять там всю жизнь, веря, что с одного из вагонов сойдут родители.
Тогда Фина простудилась и заболела. Это спасло ее от наказания. Потом она несколько раз убегала на станцию. Находили Фину всегда на одном и том же месте, затаскивали в машину, привозили обратно, били, ставили в угол, не давали еды. Перестала убегать Фина, когда из-за такого ее побега наказали весь класс.
Она рассказывала, что в детдоме тяжелее всего было не поддаться, начав ненавидеть родителей.
— Они тебя бросили и смылись, — говорили Фине.
Многие воспитанники были детьми тех, кого забрали, выслали из страны или, как у Фины, — не пустили обратно. Многие отказались от своих родителей, став считать их врагами нации, и даже сменили данное при рождении имя.
Тех, кто не отказывался, выводили после занятий перед остальными воспитанниками и начинали "ломать". Так говорили сами воспитательницы.
— Ты не любишь свою родину? — спрашивала воспа.
— Люблю, — отвечал испуганный ребенок.
— А твои родители любят родину?
Если воспитанник отвечал, что любят, у него спрашивали: почему тогда родители не здесь?
— Не знаю, — не поднимая головы перед остальными детьми, говорил ребенок.
— Как думаешь, твои отец с матерью любят тебя? — спрашивали у него, разобравшись с любовью к родине.
— Наверно, — ребенок боялся произнести слово "любят".
— Если они тебя так любят, то почему ты не с ними, а здесь? Почему не они заботятся о тебе, а родина?
Когда все заканчивалось, и воспы отпускали детей, остальные били ребенка, из-за которого устраивали собрание.
У Фины после детского дома остались несколько шрамов на руках и один — над правой бровью. Она всегда молчала, когда ее вызывали. И потом ее перестали вызывать.
— Когда я вышла оттуда и поняла, что больше никогда туда не вернусь, мне стало так легко, так хорошо, что я скакала по улице от радости, — рассказывала Фина мужу. — Я радовалась, что никогда больше не увижу этих людей, не услышу их голоса, что они больше никогда не прикоснутся ко мне.
Телль знал, о чем говорила Фина. Когда он сам ребенком ходил в детский сад, в младшую группу пришел мальчик. У него была заячья губа, и дети били его за это. И Телль тоже бил.
Он помнил, как звали того мальчика. Телль часто думал о нем. Что с ним стало? Где он сейчас? Жив ли? О том мальчике Телль никогда не рассказывал Фине.
Фина почти не вспоминала о детском доме. А, если мысленно и возвращалась к нему, то словно вытаскивала из памяти что-то лишнее, ненужное, которое потом будет снова спрятано далеко-далеко и надолго забыто. Она с любовью вспоминала своих родителей, детей, прожитое с Теллем время. И все — с такой нежной грустью, что у Телля сжималось сердце. Хотелось накрыть плечи жены пледом и обнять ее. Он часто думал: как назвать то, что произошло за эти годы с Финой. Она изменилась, сам Телль стал другим. Ему не нравилось слово "постарели". Он говорил вслух и в мыслях произносил — "устали".
Каким будет их последний день вместе? Они прожили так долго семьей, что не могли теперь представить жизнь друг без друга. А ведь такой день обязательно настанет.
Телль смотрел, как Фина, сидя на полу и подобрав под себя ноги, что-то писала, положив тетрадь на кровать.
— Что пишешь? — спросил он скорее механически, чем с интересом.
— Письмо родителям, — не отрываясь, ответила Фина.
Она часто им писала. Фина рассказывала папе и маме о своих детях, о Телле, о том, что стало с детьми. Письма она отправляла на старый адрес бабушки за границей. Все они возвращались обратно.
По конвертам было видно, что их вскрывали, а по пятнам на исписанных Финой листах — что, если не читали, то держали в руках — точно.
Теллю казалось: эти письма делают только хуже их семье, родители Фины, скорее всего, уже умерли. Но сказать обо всем этом жене он не мог. Сидя, как обычно, на полу возле двери, Телль наблюдал за Финой и молчал.
Волосы ее упали на лист бумаги. Фина заправила их за ухо, что-то проговорила губами, написала, отодвинулась и посмотрела на написанное. Потом она снова склонилась над листом. Перо под ее пальцами зашуршало. Фина писала медленно, долго и вдруг, прислушавшись к тихо сидевшему Теллю, повернулась к нему.