– Не знаю, – признался, наконец, самурай. Ёсинобу впервые улыбнулся:
– А все потому, что ты в этом деле неумеха!
То ли виной тому было полное отсутствие у Ёсинобу чувства стыда, то ли у Хираока в семье никогда об этом не говорили, но только никогда в жизни верный слуга не был в столь затруднительном положении…
А теперь, обнимая Сюка, Ёсинобу снова и снова повторял «Глупо! Глупо!», так что девушка, в конце концов, взяла его лицо в свои руки и дрожащим голосом спросила:
– Господин, это Вы обо мне?
Только тогда Ёсинобу с удивлением сообразил, что говорит вслух. Он вовсе не хотел, чтобы Сюка поняла, как жалеет он об охлаждении отношений с сёгуном Иэсада и его матерью. Поэтому вслух сказал совсем другое:
– Женщины – страшные существа…
Ведь что будет, если эта Сюка, которая сейчас так изогнулась, принимая его ласки, возьмет да и воспримет его семя и родит сына? Да при том сам Ёсинобу станет сёгуном? Тогда этот сын станет наследником правителя, а Сюка, как сейчас О-Мицу (или, точнее, госпожа Хондзюин), возвысится до того, что сможет влиять на государственные дела!
– Действительно глупо! – спустя некоторое время снова произнес Ёсинобу.
– Господин, Вы это о нас? – Сюка, несмотря на то, что была на два года старше Ёсинобу, никак не могла уследить за прихотливыми изломами мысли юноши. Ёсинобу размышлял уже о другой, трагикомической ситуации: два ничтожных человека, мать и сын, О-Мицу и Иэсада, держат в своих руках все нити власти в японском государстве. И именно сейчас, когда стране грозит беспредельная опасность, когда вот-вот придется отражать агрессию варваров – никто ничего с ними сделать не может.
– А может быть, мне взяться? – подумал Ёсинобу. – Нет уж, увольте!
Записные патриоты всех рангов не случайно так жаждали видеть Ёсинобу сёгунским наследником: используя права Ёсинобу, они могли бы получить реальную власть в стране. Однако сам Ёсинобу этого не хотел. Не по годам развитый юноша в этом вопросе вел себя как умудренный старец, поступая по китайской пословице «держись в тени – и спасешься»…
И здесь в нашем рассказе появляется еще одно действующее лицо.
– Нужно пойти на любые жертвы, но добиться того, чтобы Хитоцубаси Ёсинобу стал сёгуном! Другого пути спасти страну нет! Если этого не сделать – Япония будет раздавлена! – с жаром повторял этот человек. Он начал объединять сторонников Ёсинобу (которые только и ждали такого призыва), собирал деньги и, в конце концов, с головой ушел в новое движение. Естественно, сам Ёсинобу не только не просил его об этом, но и вообще едва знал этого человека. Имя его было Мацудайра Ёсинага, но чаще всего его называли просто «правитель Этидзэн». Позднее, в годы Ансэй[37], когда среди сторонников Ёсинобу прокатились повальные аресты, он также был заключен под домашний арест, во время которого принял имя «Сюнгаку» – «Весенняя вершина»[38]. Под этим именем он и вошел в японскую историю.
Сюнгаку – Мацудайра Ёсинага – возглавлял клан Фукуи в провинции Этидзэн и имел доход в 320 тысяч коку риса в год. Выходец из самурайского дома Таясу, Ёсинага в возрасте восемнадцати лет вошел в качестве приемного сына в дом Мацудайра и стал в нем наследником. Обычно даймё, которые получили свой титул в результате усыновления, были сильнее и активнее наследственных феодалов. И таких активных деятелей за последние триста лет в Японии появлялось немало. Сюнгаку еще до прихода Перри начал в своем клане реформы по западному образцу. В частности, он попытался перевести экономику клана, которая целиком зависела от урожая риса и других зерновых, в другое, производственное русло. Даймё проявил себя также как талантливый и прогрессивно мыслящий администратор. Так, при Сюнгаку всем жителям его клана были сделаны прививки против натуральной оспы, в результате чего смертность от этой болезни заметно сократилась.
По характеру и манерам он походил не на грозного феодала, а скорее на замкнутого школяра или на еще пылающего идеализмом студента, который только-только начал изучать политические науки.
Однако в идеологии, при всей своей образованности, Сюнгаку придерживался взглядов школы Мито, был постоянно озабочен возможностью агрессии иностранных государств против Японии и выступал за полное «изгнание варваров» (правда, впоследствии его взгляды заметно изменились).
Вот такой человек однажды поздней ночью тайно, в женском паланкине, прибыл к дому Ёсинобу. Когда паланкин миновал ворота усадьбы, из него донеслось:
– Хочу встретиться с Его Превосходительством господином гёбукё! – Один даймё без предупреждения наносил визит другому – это было беспрецедентное событие!
– Я же приехал тайно, какие тут могут быть формальности! – с порога крикнул Сюнгаку растерявшимся самураям дома Хитоцубаси, которые не знали, как встречать неожиданного гостя.
– Я из Этидзэн. Мы с Вами как-то виделись во дворце, у отхожего места, помните? – быстро, без предисловий, заговорил Сюнгаку, поминутно требуя подтверждения своим словам и заливаясь тонким смехом, словно женщина.
«Так вот он каков, владетель Этидзэн», – размышлял Ёсинобу, разглядывая гостя. Сюнгаку не был обычным даймё: он носил титул «глава благородного семейства». «Благородные семейства» шли в токугавском табеле о рангах сразу после «трех знатных домов» (Кисю, Мито, Овари) и «трех благородных домов» (Хитоцубаси, Таясу, Симидзу).
– Наверное, Вы уже слышали о том, что я хочу, чтобы Вы стали наследником сёгунского дома и всюду ношусь с этим планом. Но ведь я Вашу милость совсем не знаю, вот и прибыл тайно повидаться, – торопливо продолжал Сюнгаку. Потом он повел речь об опасности, которая угрожает Японии:
– Бороться с ней можно только с помощью старой идеи: «Почитать императора, изгонять варваров». У борьбы три фронта: военные приготовления, создание новых вооружений по заморским образцам и единение духа всей нации. Но даже если поставленных целей удастся достичь, остается еще одно препятствие: сёгун. Должен найтись такой герой, который мог бы заменить сёгуна в переговорах с императорским двором, объединить самурайские кланы и изгнать варваров. И этот герой – не кто иной, как Вы, Ваша милость. Именно уповая на Вас, я начал движение за спасение Отчизны нашей. Если Ваша милость станет сёгунским наследником, то все эти планы можно будет легко осуществить, – развивал свою мысль Сюнгаку… Он целиком посвятил себя новому движению, привлекая к нему самые разные силы: членов правительственного кабинета, женщин из сёгунского замка, умудренных жизнью глав отдельных самурайских кланов… – А некоторым министрам и женщинам сёгуна пришлось даже дать взятки, – уверял даймё. – Однако я до сих пор не имел возможности засвидетельствовать то искреннее уважение, которое питаю к Вашей милости, – заключил он.
– Я Вам глубоко признателен, – только и проговорил Ёсинобу. Казалось, он не был силен в приветствиях.
Проговорив битых два часа, Сюнгаку вдруг спешно собрался и уехал домой. Он остался очень доволен разговором; Ёсинобу оказался даже умнее, чем о том твердила молва. Хозяин же дома остался в тягостных раздумьях:
«Что бы все это значило? – задумчиво размышлял Ёсинобу. Для него эта встреча оказалась совершенно неожиданной. – Конечно, замечательно, что во мне видят будущего сёгуна, но ведь я сам решительно против этого!»
Дело было не только в начинаниях Мацудайра Сюнгаку. На то, что Ёсинобу станет наследником сёгуна, искренне надеялись самые разные люди: и «четыре благородных семейства» (кланы Тоса, Сацума, Увадзима и клан Этидзэн во главе с самим Сюнгаку), и поклявшиеся в верности императору «патриоты», вплоть до самых неотесанных и безродных самураев. Многие из них вполне искренне полагали, что как только Ёсинобу займет этот пост, все несчастья, обрушившиеся на страну, исчезнут, словно утренняя роса под лучами солнца.
38
Иероглиф «гаку» («горная вершина») напоминает по написанию другой иероглиф с таким же чтением «гаку», но со значением «арест».