Мы оставили свой скромный багаж в небольшой гостинице, расположенной в столице Балеарских островов неподалеку от площади Испании, и, совершив легкую послеобеденную прогулку, подошли к зданию исторического факультета университета Балеарских островов, в котором нам предстояло встретиться с другом профессора Кастильо.
Войдя в это здание и осведомившись у вахтера, как найти нужный нам кабинет, мы поднялись по лестнице и прошли по одному, а затем по другому коридору и в конце концов оказались перед массивной деревянной дверью, на которой висела табличка с надписью: «ПРОФЕССОР ЛУИС МЕДИНА».
Профессор Кастильо пару раз стукнул костяшками пальцев в дверь и, услышав в ответ какую-то нечленораздельную фразу, открыл дверь и решительно зашел в кабинет.
— Гляди-ка, кто пришел! — раздался громкий голос. — Эдуардо! Сколько лет, сколько зим! А загорелый какой! Проходи, проходи!
— Как поживаешь, Луис? Оторви свою профессорскую задницу от стула и дай мне тебя обнять.
Мы с Кассандрой слушали этот разговор, стоя с другой стороны слегка приоткрытой двери. Прошло несколько томительных минут, прежде чем профессор наконец вспомнил о нас и, выглянув из кабинета, поманил нас рукой. Войдя в кабинет, я с удивлением увидел там мужчину очень высокого роста, полного, с бритой головой, чем-то похожего на главного героя широко известного сериала «Коджак», но только гораздо более крупного телосложения. Он — видимо, это и был профессор Медина — приблизился ко мне, сделав два гигантских шага и, любезно улыбнувшись, протянул руку.
— Ты, должно быть, Улисс, да? — спросил он зычным голосом, вполне соответствовавшим его внешности.
— Именно так, — ответил я, опасаясь, как бы мне после его энергичного рукопожатия не пришлось обращаться к хирургу. — А эта сеньорита, — добавил я, кивнув на Касси, — Кассандра Брукс.
— Такого приятного сюрприза я не ожидал! — воскликнул великан, пожимая руку Кассандры с нарочитой осторожностью. — Nice to meet you, Miss Brooks[16].
— Вы можете разговаривать со мной по-испански, — ответила, усмехаясь, Касси. — Я говорю на этом языке достаточно хорошо.
— О, извините, я по вашей фамилии подумал, что… — стал оправдываться профессор Медина, все еще не выпуская ладошку Кассандры из своей лапы. — Очень приятно с вами познакомиться.
— Сеньорита Брукс — археолог, — пояснил профессор Кастильо.
— Так она, получается, еще и моя коллега! — восторженно воскликнул великан. — Тогда мне вдвойне приятно! — Посмотрев на профессора Кастильо, он заметил: — С такой прекрасной компанией ты можешь приезжать ко мне, когда тебе вздумается, Эдуардо. В любое время.
— Знаю я тебя, старый развратник… — с нарочитой ворчливостью ответил профессор Кастильо. Слегка похлопав своего собеседника по животу, он добавил: — Однако у тебя отросло такое брюхо, что тебе уже не то что красивую женщину, а даже и какую-нибудь заплывшую жиром толстуху вряд ли удастся соблазнить.
Стоявшие рядом друг с другом старики представляли собой любопытную парочку: один из них обладал классической внешностью слегка неопрятного ученого мужа, а другой больше походил на бывшего баскетболиста, вырядившегося в воскресный костюм, чем на респектабельного преподавателя университета. Но, несмотря на различия во внешности, со стороны было заметно, что их объединяет давнишняя крепкая дружба, которая была, конечно же, плодом страстной увлеченности исторической наукой.
Профессор Медина предложил нам присесть, однако стульев здесь было в общей сложности три, а потому я предпочел постоять. Мне бросилось в глаза, что этот кабинет является своего рода миниатюрной копией гостиной в квартире профессора Кастильо, потому что здесь вдоль стен тоже стояли высоченные этажерки с разными по размеру книгами, но доминировали среди них опять-таки фолианты традиционного формата с потертой кожаной обложкой. На одной из стен, которая была свободна от книг, висела огромная, разделенная на несколько вертикальных секций карта Европы, Азии, Северной Африки и Атлантического океана с отмеченными посреди него островами, неизвестными мне. Вся представленная на карте территория была щедро украшена изображениями королей, замков, знамен и причудливых животных.
— Что там такого необычного? — спросил уже усевшийся на свое место за столом хозяин кабинета, заметив, что я внимательно разглядываю карту.
— А какого она года? — с неподдельным интересом осведомился я, без особого успеха пытаясь разгадать смысл имеющихся на карте условных обозначений.
— Это репродукция знаменитого Каталанского атласа мира, составленного картографом с Мальорки Авраамом Крескесом. Оригинал был создан в начале четырнадцатого века в том самом городе, в котором вы сейчас находитесь, — с гордым видом пояснил профессор Медина и добавил: — Самая древняя из всех известных карт мира.
Услышав, что великан упомянул четырнадцатый век, я машинально посмотрел на профессора Кастильо, который ответил мне многозначительным взглядом.
— Не знал, что в ту эпоху уже умели составлять такие хорошие географические карты, — искренне сказал я, снова поворачиваясь к стене. — Помнится, я видел несколько карт пятнадцатого или шестнадцатого века — их хранил у себя дома мой отец. Но по сравнению с этим шедевром те карты — просто детские каракули.
— Это верно, — согласился профессор Медина. — Дело в том, что в области картографии Авраам Крескес опередил современную ему эпоху на целые столетия. В частности, качество и точность вот этой карты были настолько высокими, что король Арагона Хуан I не постеснялся поднести ее в подарок королю Франции Карлу VI.
Не в силах оторваться от изящно нарисованной карты, я внимательно рассматривал линию средиземноморского побережья, испещренную названиями находившихся там портов. Горные хребты на карте напоминали огромных золотистых змей, растянувшихся на солнышке, чтобы погреться, а города были изображены в виде крепостей (для мусульманских и христианских городов — разными по стилю). Что касается таких отдаленных и малоизвестных тогда в Европе стран, как Индонезия и Таиланд, то даже они были обозначены на этой карте и украшены фигурками слонов и темнокожих правителей. Я подумал, что человеку, жившему семьсот лет назад, для составления подобной карты наверняка пришлось немало потрудиться, чтобы собрать необходимую информацию у моряков и прочих путешественников — и это в эпоху, когда мало кто отваживался покинуть пределы графства или княжества, в котором он жил. Тех же, кто сумел добраться до владений великого Хана или хотя бы заплыть южнее Канарских островов, вообще можно было пересчитать по пальцам. Я тут же проникся большим уважением к этому самому Крескесу — к его таланту и трудолюбию.
— Итак, Эдуардо, — послышался за моей спиной голос профессора Медины, — что это за историю ты рассказывал мне по телефону о монахе-картографе и какой-то там печати?
17
Профессор Кастильо вкратце поведал своему другу, что его, собственно говоря, привело в этот кабинет, умолчав, однако, обо всем, что так или иначе связывало эту историю с Америкой. Он сказал, что случайно увидел перстень с печатью у одного из антикваров Барселоны и что конечная цель затеянных им поисков происхождения данного предмета заключается в том, чтобы опубликовать статью в одном из специализированных журналов. Луис Медина, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, с интересом слушал своего коллегу, лишь иногда прерывая его, чтобы задать вопрос. Когда профессор Кастильо закончил свой заранее продуманный рассказ, Медина некоторое время сидел неподвижно, словно Будда, одетый в костюм от Армани. Видимо, он обдумывал информацию, которую ему только что сообщили.