18
Часом позже я уже сидел за рулем старенького «мерседеса» и мы втроем ехали по шоссе, которое вело из Вальдемосы в Дейю. Кассандра, сидя на переднем пассажирском сиденье, внимательно следила за мелькающей справа от автомобиля обочиной, стараясь не прозевать поворот, обозначенный крестиком на карте, лежащей у нее на коленях.
— Это должно быть уже где-то неподалеку, — сказала она.
— Надеюсь, что там стоит какой-нибудь указательный знак, а иначе мы всю свою оставшуюся жизнь будем искать этот чертов монастырь, — недовольно пробормотал профессор, который явно не испытывал особого восторга от нашей поездки на автомобиле.
— Да ладно, не хнычьте, — бодро произнес я. — Никуда этому монастырю от нас не деться. Так что уж лучше наслаждайтесь лицезрением здешнего пейзажа.
Мое предложение было отнюдь не пустыми словами, потому что, если справа от нас возвышались невысокие, покрытые лесом и, в общем-то, ничем не примечательные горы, то слева открывался вид на живописные скалистые обрывы, за которыми переливалась под лучами ласкового осеннего солнца лазурная гладь Средиземного моря, издалека казавшегося упоительно-безмятежным.
— Это здесь! — воскликнула Кассандра, вытянув руку вперед.
Проследив за ее рукой, я увидел стоящий на обочине дорожный знак, который указывал, что впереди имеется ответвление вправо, а чуть дальше виднелся большой щит со стрелкой вправо и надписью «MONESTIR DE MIRAMAR». Мне показалось забавным увидеть те же самые слова, которые были запечатлены на золотом перстне семь столетий назад.
Я свернул направо и вскоре припарковал машину рядом со старинной решетчатой оградой, калитка в которой, похоже, была заперта, отчего у меня возникло опасение, что монастырь, возможно, закрыт для посетителей. Мы вышли из автомобиля, и я, убедившись в том, что калитка и в самом деле закрыта на ключ, приблизился к допотопному на вид переговорному устройству. Сначала я нажал на кнопку легонько и только один раз, а затем, не дождавшись никакого ответа, — с силой и несколько раз подряд.
Прошло почти пять минут, прежде чем из динамика до меня донесся недовольный хриплый голос:
— Что вам нужно?
— Добрый день, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно приветливее. — Мы приехали из Барселоны и хотели бы посетить монастырь.
— Мы принимаем посетителей только на основе предварительной договоренности, — услышал я в ответ.
— К сожалению, мы об этом не знали. Но если уж мы сюда приехали, то не могли бы вы разрешить нам зайти? Мы ненадолго.
— Нет. — На этот раз, как мне показалось, голос прозвучал еще более недружелюбно, чем несколько секунд назад. — Я вам уже сказал, что мы принимаем посетителей только на основе предварительной договоренности.
Меня начало раздражать столь невежливое поведение этого человека, и я, подумав, что ситуация хуже уже не станет, решил на время забыть о хороших манерах и попытаться поговорить совсем другим тоном.
— Послушайте, — рявкнул я в переговорное устройство, — неужели вы хотите сказать, что после того как мы совершили такое длинное путешествие и наконец-таки подъехали к монастырю, вы не позволите зайти в него только из-за ваших дурацких правил? Если бы мы позвонили вам вчера, разве мы были бы сейчас совсем другими людьми? Мы будем стоять здесь до тех пор, пока вы не откроете нам калитку!
— Делайте что хотите… — равнодушно ответил голос, и динамик затих.
Я, похоже, ошибся. Ничего не изменилось, а точнее, стало еще хуже.
Обескураженный отказом, я отвернулся от калитки и посмотрел на приунывшую Кассандру и внимательно наблюдавшего за мной профессора. Мне не оставалось ничего другого, как засунуть руки в карманы, пожать плечами и медленно направиться к автомобилю, мысленно ругая и этого мужчину из монастыря — за то, что он негостеприимно себя повел, и самого себя — за то, что я не сумел предвидеть такого поворота событий.
— Одну минуту, — внезапно раздался за моей спиной голос профессора Кастильо. — Возможно, мне удастся что-нибудь сделать.
Профессор достал из кармана своего пиджака мобильный телефон и отошел на десяток метров в сторону. Он оживленно с кем-то поговорил и, громко поблагодарив собеседника, снова положил телефон в карман. Затем он подошел к капоту автомобиля, оперся на него и, скрестив руки на груди, спокойно уставился перед собой.
— Ну и? — настороженно спросила Кассандра.
— Подождем немного и посмотрим, что произойдет дальше, — коротко ответил Кастильо.
Не прошло и двух минут, как из динамика переговорного устройства снова послышался голос, но теперь он звучал совсем иначе.
— Вы все еще там? — озабоченно осведомился незнакомец.
— Да, мы тут, — ответила Кассандра. — Все еще…
— Извините за задержку, — сказал голос. — Проходите.
В тот же миг замок на калитке щелкнул и дверь с легким жужжанием отворилась.
— Мы не знали, что вы являетесь коллегами сеньора Медины, — стал оправдываться монах в коричневом одеянии францисканца, идя вместе с нами по монастырю. — Сеньор Медина — крупнейший на наших островах специалист по Раймунду Луллию, и наши двери всегда открыты для него и его коллег. Они очень помогли нам в организации нашей выставки.
— Вот и прекрасно, — примирительным тоном сказал профессор. — Будем считать, что произошло недоразумение.
— А какая у вас тут выставка? — поинтересовалась Кассандра, мимоходом разглядывая почерневшие от времени картины, висевшие на стенах коридора, по которому мы шли.
— Выставка, посвященная Раймунду Луллию и эрцгерцогу, — ответил монах, с удивлением посмотрев на Кассандру. — Я полагал, что именно эту выставку вы и приехали посмотреть…
— Отчасти да, — поспешно вмешался профессор. — Но сначала, пока еще не стемнело, нам хотелось 6ы взглянуть на то, что осталось от первоначальных построек монастыря.
— Да, конечно, — с готовностью откликнулся монах. — Все что хотите. Однако позвольте предупредить, что вас, возможно, ждет разочарование.
— Нас об этом уже предупреждали, — сказал я, состроив рожицу профессору, который, услышав слова монаха, выразительно посмотрел на меня.
Мы прошли с монахом во внутренний дворик, в задней части которого виднелись гордо стоящие, но уже абсолютно бесполезные колонны старинного строения.
— Это все, что осталось от монастыря, основанного досточтимым господином Луллием, — с грустью произнес францисканец, театральным жестом показывая на колонны.
Мы подошли к колоннам и, касаясь кончиками пальцев их каменной поверхности, стали внимательно осматривать, словно пытаясь найти на них какой-нибудь многозначительный символ или же глубокомысленную надпись. Однако время добросовестно выполнило свою разрушительную работу, и если семь веков назад здесь, возможно, и были какие-нибудь символы или надписи, то сейчас от них ничего не осталось.
— А где все остальное? — спросил я. — Сеньор Медина сказал нам, что, кроме этих колонн, сохранилось что-то еще.
— И да, и нет. К первоначальным постройкам монастыря относится также и часть стены ризницы, однако мы совсем недавно покрыли ее гипсом, потому что она уж слишком сильно обветшала.
— То есть ничего другого больше не сохранилось? — с удрученным видом осведомилась Кассандра.
— Я же предупреждал, что вас ждет разочарование.
Воцарилось напряженное молчание, мы растерянно переглянулись, но, когда я уже собирался сказать, что нам пора уходить, Касси вдруг снова обратилась к монаху:
— А выставка? Можно нам посмотреть выставку?
— Конечно, — охотно согласился францисканец, которому, видимо, надоело стоять на сквозняке во внутреннем дворике. — Пойдемте со мной. Выставка наверняка вызовет у вас интерес.
Мы зашли в огромный зал, который был оформлен просто, но аккуратно. Здесь на небольшом расстоянии друг от друга стояли различные стенды, занимавшие почти все пространство демонстрационного помещения. На этих стендах под стеклом лежали старинные книги и нарисованные от руки карты. На стенах висели портреты монахов, очевидно когда-то живших в монастыре, а также потертые от времени карты из бумаги и пергамента, тоже закрытые для сохранности стеклами.