— Я, признаться, не обратил на него внимания… — растерянно пробормотал профессор Медина. — Пожалуй, ты права. И почему я не замечал его раньше?
— Хотите, я вам скажу почему? — усмехнулся я.
Профессор Кастильо посмотрел на меня испепеляющим взглядом, а я в ответ изобразил на своем лице самое что ни на есть невинное выражение.
— Кроме того, — стала вслух рассуждать Кассандра, — он выделяется среди других населенных пунктов, как оборванный ямайский негр в толпе респектабельных туристов. Все остальные африканские города изображены здесь в виде белых строений арабского стиля, с мощными крепостными стенами и вздымающимися к небу минаретами, а этот город, наоборот, представлен слишком просто — маленький домик с двускатной крышей. Стиль строения — явно западноевропейский, и здесь, прямо посреди мусульманской территории, он выглядит совершенно не к месту.
— Да, изображен он довольно странно, — согласился профессор Кастильо, — и был бы неплохим кандидатом на роль конечного пункта путешествия нашего сбежавшего из монастыря ученика, если бы не находился в тысячах километров от той линии, которую мы провели в сторону юго-востока от острова, на котором сейчас находимся.
— Опять ничего не получается… — удрученно вздохнула Кассандра.
Мы уже, казалось, сложили почти все составные части мозаики, но тут, как это часто бывает, самый последний кусочек не вписался в общий рисунок. Проведя в уме эту аналогию, я невольно вспомнил о долгих воскресных вечерах, проводимых мною в детстве в раздумьях над пазлами, которые были посвящены историческим событиям и которые мой отец дарил мне на день рождения и на Рождество. Будучи уже взрослым, я, конечно, понял, что отец, скорее всего, забывал приготовить мне подарок заранее и поэтому покупал в самый последний момент то, что попадалось ему на глаза, а на глаза неизменно попадались лежащие едва ли не на каждом лотке и прилавке пазлы.
Еще я вспомнил о том, что как-то раз мне достался бракованный пазл, в котором недоставало одного компонента, а также о случае, когда в одном пазле, состоявшем из пяти тысяч малюсеньких кусочков (он и посвящен-то был вполне подходящей для него теме — триптиху «Ад» Иеронима Босха), оказалось два очень похожих компонента, и в результате я потратил с десяток воскресных вечеров на его раскладывание, пока не осталась одна незаполненная ячейка, но единственный оставшийся кусочек так и не подошел к ней.
Ассоциация, которая возникла в моем мозгу в связи с охватившим меня сейчас разочарованием и воспоминаниями о конфузах моего детства, оказалась настолько сильной, что я невольно почувствовал себя огорченным ребенком и с моих губ сорвались слова, которые я говорил в подобных случаях в детстве:
— Мы неправильно положили какой-то один кусочек.
— Что? — удивилась Кассандра.
Сверля Кассандру взглядом, но почти не видя ее, я попытался привести в порядок лихорадочно носившиеся у меня в голове мысли.
— Мы неправильно положили какой-то один кусочек пазла, — повторил я.
— Что за чушь ты несешь? — сердито воскликнул профессор Медина, разозлившись, видимо, из-за того, что я своими нелепыми заявлениями отвлек его от собственных размышлений.
Я пробежался взглядом по карте, сам толком не понимая, что сейчас на ней ищу. Все «частички» вроде бы находились на своих местах — и «самый убогий город», и «маленькое солнце», и Мальорка, и мистраль, — но в то же время что-то явно было не так… И вдруг, когда мой взгляд остановился на Атлантическом океане, до меня дошло, в чем заключалась наша ошибка.
— Ну и дураки мы! — воскликнул я и тут же увидел, как на меня уставились три пары широко раскрытых от удивления глаз.
— Знаешь, парень, говори лучше за одного себя, — пробурчал профессор Медина, которого явно рассердило мое нелестное высказывание в наш адрес.
— Я согласен с Луисом, — ввернул профессор Кастильо, решив поддержать своего друга.
— Что ты хочешь этим сказать, Улисс? — спросила Касси, делая знак обоим профессорам, чтобы они помолчали.
— Именно то, что я и сказал, — ответил я. — Один из компонентов выстроенной нами схемы находится не на своем месте, то есть одна из наших догадок была ошибочной. Вот почему мы не можем собрать весь этот пазл.
Профессор Медина, посмотрев на меня с откровенной насмешкой, заявил:
— Если твой глубокомысленный вывод заключается лишь в том, что мы допустили какую-то ошибку, то тебе, как мне кажется, не стоило преподносить его как божественное откровение, которое снизошло на тебя с небес. То, что мы совершили какой-то просчет, понятно и без тебя.
— Безусловно, — ответил я, напуская на себя важный вид. — Но мне хотелось бы знать, понятно ли вам, в чем именно заключалась наша ошибка и как ее можно исправить?
Профессор Медина не нашелся, что ответить на мой очередной выпад, и лишь молча посмотрел на меня. В кабинете на несколько секунд воцарилась напряженная тишина, а затем Профессор Кастильо не выдержал и озвучил вопрос, вертевшийся у моих собеседников на языке:
— А тебе, Улисс, это понятно?
— Думаю, что да.
Все трое молчали. Я с наслаждением смотрел на ошеломленного моим заявлением Луиса Медину, профессора средневековой истории университета Балеарских островов. Секунды медленно текли одна за другой. Наконец Медина, не справившись с нервным напряжением, надрывным голосом произнес:
— Ну и?..
В ответ я с театральным пафосом сделал легкий поклон и, отчетливо произнося каждое слово, спросил:
— Уважаемый сеньор Медина, неужели для вас может иметь значение мнение такого жалкого дилетанта, как я?
С этими словами я повернулся и медленно вышел из кабинета.
— Какая же ты скотина, — сказала Кассандра, которая вышла от Медины вслед за мной. — Этот бедняга, наверное, не будет спать всю ночь.
Мы сидели на скамейке возле входа в здание исторического факультета, дожидаясь, когда появится профессор Кастильо, все еще находившийся в кабинете Луиса Медины. Наверняка он задержался, чтобы извиниться перед своим другом за мое поведение.
— Впрочем, откровенно говоря, профессор Медина оказался полным кретином, — через пару секунд добавила Касси, поразмыслив о чем-то своем.
В этот момент в дверях факультета появился профессор Кас-тильо.
— Улисс, ты вел себя абсолютно неадекватно, — сказал он, подходя к нам и укоризненно качая головой. — Луис, конечно, немного педант, но и ты отнюдь не был образцом дипломатичности. — Присев рядом с нами на лавочку, профессор вздохнул. — Мне пришлось извиняться и за тебя, и за себя, убеждая Луиса, что у моего молодого друга просто такой вот черный юмор.
Профессор пристально посмотрел на меня, и мои губы невольно растянулись в лукавой улыбке.
— Луис, между прочим, вел себя очень корректно, — не унимался Кастильо. — Ты должен это признать. Хотя от твоих реплик его огромная лысая голова стала красной, как помидор, а из ушей едва не повалил дым, он сумел сдержаться. Я признаю, что мой коллега иногда допускал кое-какие колкие высказывания, но они были вполне оправданными... А вот то, что ты проявил себя как хороший актер, стало для меня настоящим сюрпризом. Слушая тебя, Улисс, я чуть было даже не поверил, что ты и в самом деле знаешь, в чем заключалась наша ошибка…
— Дело в том, — поспешно произнес я, перебивая профессора, — что я действительно это знаю. — Выдержав паузу, подобную тем, какие так любил профессор Кастильо, я взглянул на изумленные лица своих друзей и затем произнес слова, которые наверняка повергли их в шок: — Я даже могу сказать, куда именно убежал из монастыря Мирамар наш таинственный ученик, которому было известно, где находится тайник с сокровищами тамплиеров.
— Ты что, насмехаешься над нами? — недоверчиво спросила Кассандра. — Если это еще одна из твоих дурацких шуточек, то как бы тебе через пару минут не пришлось собирать свои зубы на асфальте… — Касси показала мне маленький кулачок и нахмурилась.