Глава 20. Петля
Зина, сделав несколько глубоких глотков из пластмассовой белой фляги, сунул ее в руки бородача и, икнув, полез в берлогу.
- Так, надо идти уже, - развел руки в стороны Муравьев и вопросительно смотрел на бородача. - Сергей Вячеславович, надо идти.
- Тсссс, - поднял вверх указательный палец бородач. - Нет больше Длинного, - и опустил глаза. - Нет его! - и, приложившись своими губами к горлышку фляги, сделал несколько глубоких глотков, обтирая рукавом губы, прошептал. - Все, нет Длинного, - и, отбросив пустую флягу подальше от себя, полез за Зиной в берлогу.
Михаил посмотрел на Виктора. Что удивило, у того на лице не было огорчения или какой-то досады. Даже показалось, что он улыбался.
- Ч-чего? - спросил Михаил.
- Пожрать нужно, - вытащив из рюкзака несколько консервных банок, Муравьев стал их вскрывать.
- А-а-а, ид-дти-то, - попытался остановить его Степнов.
Но Виктор отвел его руку, сказав:
- Там они ему, Динному, уже не понадобятся, в смысле банки с тушенкой. Сейчас черти его душу тащат в ад. Чего заслужил, то и получит.
- Что ты там треплешь, - рявкнул из берлоги бородач. - Дед, смотри, а то не доживешь до завтра.
Муравьев, наклонив голову, приложив указательный палец к губам, продолжил:
- Ты лучше костер разведи. Эти, - махнул он подбородком на берлогу, - часа два-три будут дрыхнуть. А впереди у нас черное болото.
- К-как? - удивился Михаил.
- Тщщщщ, - приложил палец к губам Виктор. - Оно большое. Шаман подле болота живет. Вот, как он решит с нами поступить, так оно и будет.
Бородач вылез наполовину из берлоги и смотрел промеж Виктора с Михаилом в лес. Видно, тех нескольких глотков виски ему было достаточно, чтобы так сильно опьянеть.
- Мужжики, охраняйте меня, - сказал он. - Теперь я вместо Свала.
Язык у бородача сильно заплетался.
- Косматый, я сейчас у кого-то язык вырву, - раздался из берлоги голос Зины.
- Понял, понял, - и бородач скрылся в норе.
...Огонь лизнул сухие веточки сосны, березовую кору, но, видно, аппетита у него не было, пробовал хворост на вкус по чуть-чуть, не торопясь, разогревая края веточек своим маленьким оранжево-желтым языком. И вот наконец-то, его язык полез по каштановой коре березовой веточки вверх, она стала скручиваться и через несколько секунд, затрещала, заискрилась как бенгальский огонь. Аппетит у костра начал возрастать. Языки его пламени охватили все мелкие веточки, накинулись на более толстые, лежащие сверху стопки хвороста.
- Там каша у меня в рюкзаке, - шепчет Виктор, - тащи ее сюда, хоть насытимся. Неизвестно, Мишенька, что нас ждет еще.
Каша, смешанная с тушенкой, получилась не только вкусной, но и сытной. После пяти ложек, Михаил уже расстегнул ворот своей куртки и, упершись спиной в сосну, жевал не торопясь.
- Не отлынивай, - прошептал Виктор. - Должен съесть больше меня. Тебе нужно восстановиться. Сколько еще голодать будем, не знаю, - и вдруг, резко подняв руку вверх, стал прислушиваться.
Михаил, глядя на него, тоже напряг свой слух, но кроме шороха веток от легкого ветерка, ничего не улавливал.
- Пошел.
- К-кто? - не понял Михаил.
- Олень. Поздно он в этом году двинулся. Или волк его остановил... Нет, погода. Скорей всего, она. Нынче она теплая, вот и у рек в сухих болотах олешка задержался, мох ест. Они, - Виктор ткнул пальцем в сторону берлоги, - с вертолета его бьют. А потом бросают свою шушеру (людей) сюда, чтобы те снимали с олешки шкуру, заготавливали внутренности всякие - сердце, почки, мозг головной да костяной. Для лечения его, - Виктор показал рукой вверх, - Свалова. Но рак, видно, уже не остановить. А тот верит во все народные сказки, вот, и жрет все сырое - сердце, мозги.
Михаил поежился от холода и, зачерпнув ложкой из котелка каши с мясом, начал ее жевать.
- Ты, давай, налегай, а я за ягодкой, - и, взяв ружье с пустым котелком, Виктор отправился в низину, к болоту.
Костер охватил своими языками черные стенки котелка и начал их обжигать. Но железо было не живым, оно не боялось огня. Но огонь этого не понимал и продолжал обжигать своими языками котелок, забрасывая его искрами.
Вода быстро закипела по краям банки. Ягоды брусники, плавающие сверху, стали уклоняться от пузырей нагревающейся воды, а потом лопались, окрашивая красным цветом своего сока прозрачную воду в котелке.
Виктор, о чем-то думая, помешивал морс ложкой. Потом неожиданно вздрогнул и бросил нагревшуюся ложку себе на куртку.
Михаил, наблюдая за ним, улыбнулся.
Морс получился кислым. И даже пять полных жменей переспевшей голубики его не усладили. Оставшийся морс Михаил вылил во флягу Михаила и отправился к болоту за новой порцией ягоды и воды.
А когда вернулся, сказал:
- Только не вздумай даже пробовать это! - показывая на котелок с водой, подвешенный над костром, прошептал Виктор. - И вопросов не задавай лишних. Меньше знаешь, как говорится, крепче спишь, - и высыпал из маленькой пластиковой бутылочки в котелок какой-то серый порошок, напоминавший перетертую солому.
Где-то Михаил видел эту бутылочку. А-а, точно, когда они с Муравьевым собирались в этот дальний поход к шаману. Виктор еще тогда предупредил его, чтобы он не пользовался тем, что лежит в ней, это - яд. А на вопрос Михаила, для чего он ему нужен, тот сказал, что и яд в малой дозе может быть лекарством. А вот от чего, не сказал.
- Л-лекарс-ство? - указывая подбородком на порошок, спросил Михаил.
- Только не для тебя. И забудь про него. Им оно поможет, тебя с ума сведет. Все, закончили разговор на эту тему.
Степнов кивнул головой, мол, не хочешь говорить, значит, не мое дело.
- Ты готовь, а меня что-то прихватило, - взялся за низ живота Муравьев. - Если долго меня не будет, не волнуйся, хочу глянуть, куда олешка пошел. Мы-то через дня два-три здесь жить останемся. Без мяса туго будет. Через часа два-три приду, - и, взяв ружье, рюкзак, и, сделав несколько шагов к болоту, остановился.
- Смотри, из фляги ни глотка, а то не спасу.
Глянув в глаза Виктора, Михаил от испуга содрогнулся, словно молнии метнул в него Муравьев.
- Смотри... - и, взяв котелок, стал сливать из него морс в пластиковую флягу, из которой Зина с бородачом пили виски. - Пусть лежит у меня в рюкзаке. Только смотри, из нее ни глотка.
Михаил развел руками, мол, все понял.
- 2 -
Муравьев ошибся, Зина с Бородачом проснулись через пять часов. К трупу Длинного и шагу не сделали. Выпили из фляги Муравьева весь морс, засобирались и, даже не перекрестившись за помин души своего дружка, пошли за Виктором к болоту.
Солнце уже поднялось в свой октябрьский зенит. Тепла от его лучей на открытой местности кожа уже не чувствовала. Ветер холодком солнечные лучи остуживал.
В болото Виктор не торопился заходить, шел по его краю, по обрывам сопки. Ноги быстро уставали, и Зина с бородачом начали быстро терять взятый в начале темп ходьбы, стали громко дышать, чаще останавливаться для передышки.
- Может, тогда по болоту пойдем?
- Оно топкое? - спросил у Муравьева бородач.
- Есть немножко.
- Ну, дед, чего тогда глупые вопросы задаешь. Идем, только не беги, как пес, нужно прийти в себя. Давай.
Зина шел за бородачом и все время молчал, что заметно нервировало бородача. Он стал все чаще и чаще оглядываться, так, между прочим, то на дерево посмотреть, то на куст, а сам при этом косил глаза на Зинченко. А Зина делал вид, что равнодушен к дружку и погружен в мысли, идет и о чем-то думает.
Через час, может, и меньше, бородач не выдержал и, сделав шаг в сторону, якобы для того, чтобы поправить штанину в сапогах, пропустил вперед себя Зину. Но от этого они быстрее идти не стали. Зина шел еще медленнее, чем бородач.