Дафна продолжала настаивать, но мать твердо стояла на своем.
Они подъехали к особняку на Агва-Фриа-Пойнт, Китти и Дафна, поддерживая мать ввели ее в дом, куда сорок лет назад она вошла юной новобрачной и откуда недавно вышла в наручниках.
Бегонии, висевшие в кашпо под карнизом, дали новые ростки. Мясистые фиолетово-зеленые листочки облепили почерневшие стебельки. Лидия коснулась листочков, проходя мимо, и Китти подумала: «Может, у нас еще есть надежда. И у мамы тоже».
Лидия, должно быть, тоже так подумала. Остановившись на пороге, она обернулась к ним – худенькая седая женщина в мешковатом цветастом платье. Казалось, Лидия состарилась лет на десять и стала меньше ростом – или это невзгоды так иссушили ее? Но глаза ее сверкали, как прежде.
– Дорогие мои, не сочтите меня неблагодарной. Я глубоко вам признательна за все, что вы сделали.
– Но… – Дафна вопросительно взглянула на мать.
– Пожалуйста, не волнуйтесь. Со мной все будет хорошо, обещаю.
Поцеловав дочерей и Роджера, она закрыла дверь.
Прошло три дня. Китти с головой ушла в свои домашние заботы и старалась не думать об опасностях, подстерегающих Лидию в старом доме. Да, мама может упасть с лестницы и сломать руку или ногу. Или заболеть и ослабеть настолько, что не сможет им позвонить. Но к чему изводить себя? И что может быть хуже того, что уже случилось?
И все же в субботу, натирая лимоны для пирога, Китти вдруг всерьез задумалась: «А что, если мама и в самом деле сошла с ума, как считают все?» Они несколько раз созванивались, но первыми всегда звонили Дафна или Китти. И хотя Лидия говорила с ними неизменно приветливо и любезно, было заметно, что мысли ее далеко.
Когда дочери спрашивали мать, как ей живется одной, она отвечала: «Все в порядке. У меня полно дел». Друзья и родственники, с которыми надо встретиться, горы непрочитанной корреспонденции. Лидия обещала собрать их, как только покончит с делами. Но Китти сомневалась в этом.
Мама ни разу не упомянула ни об отце, ни о суде, назначенном через три недели. Ни слова не было сказано и о репортерах, которые пронюхали о возвращении Лидии и снова разбили свой лагерь напротив ее дома. Китти знала об этом от миссис Маккрэ: та позвонила ей и сообщила, что «держит ситуацию под контролем». И если мама понимала, что ее пребывание в доме будет недолгим, она этого не показывала. Все выглядело так, словно Лидия вернулась домой после продолжительного путешествия.
Что бы ни передумала мать за мучительные дни, предшествовавшие трагедии, сейчас она, похоже, обрела душевный покой. Китти была бы рада тоже найти душевное равновесие. Признание Лианн потрясло ее. Грязная, омерзительная история, и что самое печальное – во всем виноват только один человек. Но ирония судьбы состоит в том, что во всем прочем он достоин восхищения и любви.
Правда ли, что он, Вернон, – отец Лианн? «Все возможно, – размышляла Китти. – Но самое главное, что мама поверила Лианн. И это стоило отцу жизни».
Теперь его имя снова и снова будут трепать на суде со всеми унизительными подробностями! Вот в чем причина маминого упорного молчания и нежелания Лианн свидетельствовать на суде. Они защищают в первую очередь его. Как это всегда делала Алекс.
Китти стало горько и тоскливо. Вот в чем их трагедия: они все молчали, и это и привело к такому ужасному финалу.
Ее мысли обратились к Шону. Его слова ранили Китти. Он сказал, что она не готова к материнству. А что, если Шон прав? Китти всегда удивлялась, как удается Дафне смотреть на мир сквозь розовые очки. А разве сама она вела себя иначе? Китти жила так, как все, не отвергая неожиданное, странное и волшебное.
Она всегда старалась быть «хорошей девочкой», то есть заслужить высшую похвалу в семье. Нет, Китти не была паинькой, но твердо верила, что доброе сердце важнее материального благополучия, а честность и искренность – основа крепкой дружбы. И все же, поглощенная мечтами о ребенке, она отрешилась от хорошего и дурного.
То же самое произошло и с ее сестрами. Дафна путает долг с любовью, а Алекс… слишком долго жила в тени отца, поэтому давно забыла, где граница между тем, чего хочет он и что нужно ей.
Китти вздохнула и высыпала цедру лимона в мисочку. А что, если сейчас позвонить Шону?
Она скучала по нему, хотя боялась признаться себе в этом. Даже при одном воспоминании о Шоне окружающий ее мир сиял ярче. Аромат лимона, мурлыканье кошки, цветки настурции – все сливалось в одно единое всепоглощающее чувство. Любовь? А что это такое? Не то чтобы Китти никогда не влюблялась раньше, но ведь ее мать сорок лет любила одного мужчину… и вот чем все закончилось.
– Мама говорит, если хочешь приворожить мужчину, положи какую-нибудь его вещь к себе под подушку на ночь.
Китти обернулась и увидела Уиллу, вносившую в кухню поднос с грязной посудой. Та лукаво улыбалась, словно угадав ее мысли.
– Не знаю, помогает ли это, но ты будешь видеть чудесные сны.
Уилла поставила поднос рядом с раковиной и начала загружать чашки в посудомоечную машину. Китти улыбнулась:
– Понятия не имею, как насчет снов, а вот выспаться мне и впрямь не мешает.
– Я знаю одно средство, – подхватила Уилла. – Только это не таблетки.
Китти покраснела.
– Если ты имеешь в виду Шона, то мы с ним больше не встречаемся. – Она вздохнула. – Наверное, так лучше. У нас не слишком много общего.
– Кто бы говорил! Люди всегда считают тебя то слишком толстой, то слишком старой, то слишком молодой. Да если бы я кого-то слушала, у меня никогда бы не было моих мальчуганов.
– Не все зависит от нас, – печально возразила Китти, меся тесто.
Уилла погладила ее по руке.
– Прости, я не хотела тебя расстраивать… насчет детей. Ты же знаешь меня – я сначала скажу, а потом думаю.
Китти пожала плечами:
– Ты не виновата в том, что все так получилось. Уилла окинула ее тревожным взглядом.
– Что-то случилось? Ты так бледна. Может, приляжешь отдохнуть?
– Нет уж, спасибо. Если я сейчас лягу, то уже не встану. – Китти сняла с полки банку с сахаром и поставила ее перед Уиллой. – Отмерь две чашки и перемешай тесто, а я пока посмотрю, не надо ли чего сестре.
После приезда Дафны у сестер установился определенный распорядок: с утра и после обеда Дафна помогала Китти в кафетерии, а в промежутках бежала к себе наверх, садилась за свой портативный компьютер и начинала быстро стучать по клавиатуре. Посетители кафе сразу взяли ее малышей под свое покровительство, и Дафна вполне могла посвятить работе часик-другой. Китти сейчас не хотелось продолжать разговор с Уиллой, поскольку та была убеждена, что от всех несчастий есть единственно верное средство – мужчина.
Дафна поставила чашку и тарелку с пирожками перед Маком Макартуром. Редактор «Мирамонте миррор» жаловался сестре:
– Подумать только, ребенок с двумя головами! Инопланетяне похищают людей! Вот что хотят видеть в газете нынешние читатели. Меня тоже пытались заставить печатать всю эту чепуху. А я ответил, что если опущусь до этого, то лучше пусть меня закопают на нашем кладбище рядом с Верноном Сигрейвом!
Обменявшись взглядом с Китти, Дафна проговорила:
– Надеюсь, до этого не дойдет, Мак. Нам нужны такие журналисты, как вы.
Он смущенно похлопал ее по руке.
– Кстати, о печатной продукции. Я повсюду вижу вашу книгу. Стыдно сказать, но я до сих пор не успел с ней ознакомиться. Сегодня же возьму ее в библиотеке. – Он подмигнул Китти. – Вы, должно быть, гордитесь своей сестрой.
– Конечно, – кивнула Китти.
«Но не только потому, что она талантливая писательница».
– Говорят, мечтай с осторожностью. Если бы я знала… – Дафна покачала головой. – Скажем так, успех не всегда радует.
Мак сочувственно вздохнул и просиял, когда Китти спросила, не занято ли место напротив. Она заметила в дверях Глэдис Хонейк. В последнее время Мак из кожи вон лез, чтобы обратить на себя ее внимание, а она делала вид, будто не замечает его ухаживаний. Китти подошла к Глэдис и предложила ей сесть за столик с Маком. Та смерила ее холодным взглядом поверх солнцезащитных очков.