– Макс? Он рядом? – снова уровень тревоги подскакивает в моей крови и приливом адреналина заставляет меня нервничать. – Хез, дай ему трубку, пожалуйста.
– Да Аманда, – слышу в трубке его серьёзный и слегка недовольный голос.
– Макс, прошу тебя, не осуждай меня. И ничего не говори Хезер… пока… – произношу уже тише, – но разве он не заслуживает жить полноценно?
– Послушай, не стремись… – начинает Макс, но я прерываю его: – я не буду пытаться его поменять, но Макс, я полюбила человека таким, какой он есть, и я хочу вернуть его к жизни.
– Мы все этого хотим.
– Прошу Макс, – из горла вырывается отчаянный шёпот, – один шанс, всего один. Много ли людей его любило?
– Бл*ть… – приглушённо в трубке ругается Макс, – я не буду тебе мешать, но ты же понимаешь, что он всё держит в себе. Его предала его же семья.
– Да. Я всё понимаю.
– Я передаю трубку Хез. И… Бл*ть, – слышу тяжёлый выдох Макса, – нет… ничего …
– Угу…– только и могу выдавить из себя. Макс меня не поддерживает, но и не протестует. Он дал мне шанс, а значит и он не хочет видеть своего друга, проживающим свою жизнь в одиночестве.
Попрощавшись с Хез, негромко включаю музыку на мобильном.
Christina Aguilera and Blake Shelton – Just A Fool
Танец – это разговор. Это исповедь танцующего. Танцем можно описать всё, что мы чувствуем: радость, боль, счастье и горечь, злость, страх, неуверенность и даже беспечность. Каждое движение, каждый шаг и прыжок –отражение эмоций, которыми мы живём, чувств, которые нами движут. И здесь ты не сыграешь, не спрячешь того, что тебя мучает. Танец искренне и правдиво покажет всё, что наболело, что терзает тебя изнутри.
Мои движения и выпады резкие, без изысканности и грации. Взмах головой – и перед глазами снова его лицо. Прыжок – вспоминаются касания его рук и мурашки пробегают по телу. Разворот – и его губы находят мои, сливаясь в поцелуе. Нет, это не было просто сексом, это совсем не похоже на обычную физическую близость, это что-то другое.
И до вечера я уже отсчитываю каждый час, всё больше начиная нервничать с приближающимся временем встречи.
К семи вечера заказываю такси по адресу, который дали Хез с Максом.
Выхожу из машины и поднимаю голову вверх. Таксист остановил перед большим современным квартирным домом в тихом дворике. Остались считанные минуты, и я увижу его, если он дома.
Поднявшись по лестнице в подъезд, я замираю в просторном холле перед его дверью. Пальцы начинают дрожать, а дыхание сбилось. В голове начинает пульсировать, и я теряю в себе уверенность. Но пока в страхе не передумала, и еще имея хоть долю решимости, я нажимаю на дверной звонок.
За дверью слышится шорох, а затем тишина. Я поднимаю голову и смотрю в камеру. Конечно, он меня увидел, только вот каким будет его следующий шаг? На что я могу надеяться?
Молча стою, не решаясь что-либо делать дальше. Просто жду. Спустя какое-то время слышится щелчок, поворачиваемого замка и дверь открывается. На пороге меня встречает Питер в черных брюках и белой футболке. При нём кобура. Возможно это для самозащиты, а может он ещё не успел переодеться.
– Ты не отвечал на звонки, – неуверенно начинаю говорить себе под нос, опуская глаза. Боже, почему я себя так странно чувствую рядом с ним?
– Аманда, – он тяжело выдыхает и качает головой, – нам не следует видеться. Хотя бы первое время. Мы перешли черту дружбы, понимаешь?
– И что? – моя неуверенность от его слов перерастает в злость. – И это тебе не нравится? Страх нормальных полноценных отношений? Ты что, боишься женщин?
– Ты не понимаешь… – он начинает, и, развернув кресло в сторону комнаты, уезжает прочь.
– Так объясни! – бегу следом за креслом с комнату, которая оказывается спальней. –Я не понимаю, от чего ты убегаешь! Если бы я тебе не нравилась, то всё бы было понятно…
– Мы просто тр*хнулись , пойми ... И это все, – отчеканивает он, не глядя на меня. Всё, что я вижу, это его затылок и рельефные плечи.
Его слова ранят в самое сердце. Словно ножом. Нет! Я не верю.
– Не верю. Ты не мог. Ты не такой. Не со мной, – шепчу, грубо вытирая скатывающиеся по щекам слёзы. – Слышишь?! Скажи мне это в лицо! – не спеша обхожу кресло и сажусь напротив него на кровать, ощущая дрожь в подкосившихся ногах. – Повтори это.
– Аманда… отпусти меня, – говорит он уже мягче, голосом, пропитанным болью.
– Нет… – сдавленно хриплю, мотая головой.
– Отпусти… – он непреклонен в своём решении.
– Я тебя не отпущу! –срываюсь почти на крик. По щекам катятся слезы, я знаю, что он сейчас выедет из комнаты, и это будет означать конец нашего разговора. Мои попытки тщетны, и в этой битве я проиграла.
– Не смей мне указывать, Аманда, – он грозно смотрит на меня, – тебе не понять, как это жить, ощущая себя куском д*рьма! Я калека и нахрен никому не нужен и тебе подавно!
– Нет, не смей так говорить! Ты не калека. И не смей решать вместо меня! Мне плевать, что ты на инвалидном кресле! Если тебя бросила твоя семья, это не значит, что так поступят все. Ты нужен мне, – мой крик переходит на хрип, а потом и вовсе на шепот, – я люблю тебя Питер Дэвис…
–Нет, детка, ты не можешь. Не должна, – он упрямо качает головой и подъезжает ко мне на инвалидном кресле. Он пристально смотрит мне в глаза, а пальцы несмело тянутся к моей щеке. На пару секунд в миллиметрах от моей щеки его рука замирает и, сжимая в кулак, он одёргивает её. Питер опускает голову и зажмуривает глаза, издавая тяжёлый вздох, больше похожий на приглушённое рычание. Подняв свой взгляд снова, и все же прикоснувшись ко мне рукой, он вытирает мои слёзы. – Послушай, я сделаю для тебя всё, что угодно, только прошу, не влюбляйся в меня. С женщинами я только тр*хаюсь, не завожу отношений , пойми.
– Пит! А что сделать, если я уже? Уже влюбилась. А ты не хочешь этого.
– Ты сама устанешь от меня, от такой жизни со мной. Мы разные с тобой, из разных слоев общества. Ты привыкла к другой жизни, где нет нужды, и все решают деньги. И ты, девочка – талант, у тебя большое будущее, в котором нет для меня места. У такой девушки, как ты, всегда будет много поклонников, не зацикливайся на мне. У меня же не жизнь, а гребанное существование калеки.
Я не смогу с тобой быть. Даже еще уверенно стоя на ногах у меня не было каких-то серьёзных отношений с женщинами, ни свиданий, ни романтики. У меня не было на это ни времени, ни желания, девчонки сами запрыгивали в мою постель и быстро испарялись оттуда. А теперь, я больше не уверен в себе, чем в тебе, детка. Тем более новая работа, новые задания. Я не могу подвергать риску близких мне людей, пойми меня.
И это его вердикт, последнее слово. Всё, что мне остаётся – молча глотать слёзы. Согласиться и уйти. И уйду я отсюда ни с чем. С разбитым сердцем, опустошённой душой, оставив себя здесь, с ним.
Так, со своим отчаянием наедине, я и вышла от Питера. Делать в Вашингтоне мне было больше нечего.
Ближе к 10 вечера позвонил Тристан Корс, сказав, что в аэропорту меня встретит машина. Не приняв все мои отговорки и отказы, он сообщил, что вечером ждёт меня в казино и завершил разговор.
Я отказываюсь от поступающих ухаживаний. А может это знак, что мне следует остановиться? Может не стоит гнаться за беззаветным и строить несуществующий замок тех отношений, которым не быть?
Собрав свои вещи и забравшись в постель, я крепко прижимаю к груди фотографию и тихонько плачу, уткнувшись в подушку. Завтра мне нужно блистать, покорять и быть дивой в роскоши и пафосе, напустив на себя безразличие присутствия в жизни богатых и влиятельных. Но всё это будет завтра, а сейчас я просто Аманда. Просто брошенная девушка и только слёзы отчаяния помогут мне забыться и унять боль неразделённого чувства.
Но и на следующий день облегчение не приходит. Сев в самолёт, я снова всё прокручиваю с самого начала, от нашего знакомства и до вчерашнего прощания. Он не уверен в себе, но боится за мою безопасность. Всё же Вернон обещал помочь – это сейчас моя единственная надежда, что Питер ещё изменится, но тогда появятся и другие женщины в его жизни. А может, они были и сейчас, просто я слепо зациклилась на себе и нём? Ох нет, совсем не хочу об этом думать. Я буду ждать, пока он пройдёт реабилитацию. А вдруг Питер меня позовёт?