Я слышала, как он остановился в дверях перед уходом. Хотел ли он вернуться? Мне этого не узнать.
Моя постель остыла. Я в ней одна. Питер меня оставил. А что я себе навыдумывала? Что человека, разочаровавшемся во всём именно я смогу вернуть к жизни, заставить во что-то поверить? Самонадеянная… Мои надежды рушатся одна за другой. Наверное, я ошиблась. Самонадеянно ошиблась в Питере. Настроила своими грёзами несуществующего.
Нужно забыть это, затолкать в самый дальний уголок своей души и никогда не вытаскивать. Да, я так и сделаю… Забуду…
Я поправляю рукой подушку и вглядываюсь в стену напротив с большим окном. Всё будет хорошо, со мной всё будет хорошо. Закрываю глаза и одинокая слеза скатывается по щеке на подушку. Слеза, о которой ОН не узнает…
Эта ночь мне показалась слишком долгой. Я так и не смогла уснуть. Всё разные мысли о Питере, посещавшие меня и кажется, уже витавшие в пространстве вокруг меня, не давали покоя до самого рассвета.
Вот уже и начинает светать. За окном белесыми полосами светлеет небо. А я снова думаю о нём. Уже без слёз, без обид, просто думаю…
Да, жизнь жестоко обошлась с ним. Он не может полноценно чувствовать и физически ощущать всё, чего бы ему хотелось, но это совсем не значит, что нужно закрываться в себе и прятаться от жизни. Прятаться от женщин. Прятаться от чувств. Я знаю, что он что-то чувствует, пусть и отрицает это своим поведением. Нет! Такой человек, как Питер, не станет размениваться на мелочи. Жизнь заставила его встать на колени, лишила жизни обычного мужчины и заставила сделать переоценку жизненных ценностей. Теперь он ценит всё, что имеет, а значит, и я имею какое-то значение для него, просто не могу достучаться.
Я закрываю глаза, и снова проступают воспоминания о его губах, его горячих поцелуях на моей груди, его сильных руках, нежных прикосновениях к моей коже. Вспоминаю, как чувствовала его внутри себя, и легкая дрожь проходит по телу. Я сильнее кутаюсь в одеяло от этой дрожи, но мысли уводят всё глубже и глубже и меня уже трясет.
Всё! Я не могу больше об этом думать, иначе моя голова просто взорвется. И жалеть себя я не хочу. Зачем жалеть нас обоих, если между нами что-то происходит? Пока я не знаю, что с этим делать и как с Питером говорить, но, возможно, со временем найдутся и слова, способные пробиться сквозь камень его устоев.
Я встаю с постели и надеваю халат. Позвонив портье и заказав завтрак в номер, открываю свою сумку. Вещей у меня с собой не очень много, это мое платье для выступления, одежда для репетиции и сменная одежда в отель. А еще книга, в которой лежит фотография. Эту фотографию я беру с собой во все поездки. Она всегда со мной. На ней Хезер с Максом и мы с Питером. Мама ее сделала, когда Питер приезжал к нам поговорить с Хез.
Я достаю книгу и снова смотрю на фотографию. На ней Питер еще с бородой и курчавыми волосами. Сейчас он стал немного другой, что сбило меня вчера с толку, но в душе он всё тот же человек с тяжёлым прошлым, которое наложило свой неисправимый отпечаток и изувечило и тело и душу. Кресло на фото старенькое и местами затертое, совсем не то, которое я увидела вчера. То кресло было новое, и Питер был очень уверенный. Но всё же он в кресле. Я знаю, что он страдает. Очень хорошо, как сейчас, помню его историю, когда осколки от гранаты попали в ноги и спину. Как Макс его тащил на себе в укрытие, как их били в ангаре и как он лишился всего, что ему было дорого и что, он считал, всегда будет с ним. Как изменилось всё вокруг, и с ним остался только Макс.
Я кладу фотографию назад в книгу и оставив книгу на кровати, иду в душ. Приняв душ и вымыв голову, выхожу в комнату. Выглядываю из номера в коридор. Портье еще не было. Возвращаюсь в ванную комнату и высушиваю волосы феном, смотрясь в зеркало.
А если бы он ходил. Был бы у нас шанс? Обратил бы он тогда на меня внимание, среди других женщин, вешающихся на морпеха? На этот вопрос тяжело дать ответ, зная, что есть сейчас, но всё же? И почему я только сейчас об этом подумала?
Я выхожу в комнату и иду к сумке, достать вещи для сегодняшней репетиции. Достаю свитшот, лосины и гольфы. А в голове снова прокручиваю мысли об истории Пита. Осколки достали, но так как был задет позвоночник, то ходить он не смог. Я вспоминаю папу, когда он получил травму при неудачном прыжке. Ему к спине и ноге подключали нейростимулятор и после реабилитации он полностью восстановился. Но Питер давно уже в кресле и что это даст? На военную пенсию он и не мог ничего сделать, а если подключить отца Хезер, папиных врачей, а может и на новой работе Питера что-то такое есть?
От роя уже почти жужжащих мыслей у меня в голове отвлекает стук в дверь. Я открываю дверь, и молодой парень в форме вкатывает столик с чайником и двумя блюдами.
- Ваш завтрак, мисс.
- Спасибо. – Закрываю дверь и, переодевшись, беру мобильный. Надеюсь, я не слишком рано сделаю этот звонок.
- Вернон, доброе утро! Простите за столь ранний звонок, я вас не разбудила?
- Привет, что ты я уже час как в офисе. Что-то случилось?
- Ну… - прикусываю губу в нерешительности. Нужно хотя бы попробовать. – У меня к Вам очень деликатное дело и я бы очень хотела, чтобы это осталось между нами, получится оно или нет.
- Аманда, ты меня настораживаешь. Тебе нужна помощь?
- Да. Но по правде не совсем мне. Я вам звоню на счет Питера Дэвиса, нашего общего знакомого.
- А что с Питом?
- Я просто вспомнила, что моему отцу при травме проводили реабилитацию с помощью нейростимулятора, может и Питеру как-то можно помочь?
- А ты думаешь, врачи в госпитале этого не делали?
- Я не знаю, мне трудно говорить о той области, в которой я ничего не смыслю, но и медицина не стоит на месте. Мне Хезер рассказывала, как их последние модели автомобилей полностью компьютеризированы и водителю практически ничего не нужно делать, может и в медицине что-то такое придумали?
- Ты хочешь, чтобы я разузнал можно ли Питу помочь.
- Да. С его военной пенсией ему не смогли особо помочь, но ведь сейчас он в ФБР, может там у них есть какие-то связи или разработки…
- Я тебя понял. Хорошо детка, я подумаю, что можно сделать. Ты что-то ещё хочешь?
- Нет, мистер Аддерли, спасибо вам.
- Это не мое дело, но… он тебе нужен.
- Да…точнее…я не знаю, мистер Аддерли, всё очень сложно. Этот разговор может остаться между нами, как я просила?
- Да Аманда, конечно. Когда всё узнаю, я тебе позвоню.
- Спасибо. – Я опускаю руку и мобильный падает на кровать рядом с книгой. Подхожу к тумбе рядом с кроватью и набираю ресепшен отеля с просьбой вызвать мне такси до клуба. Включив небольшой телевизор на стене, я открываю крышку одного из блюд и наливаю себе чай из заварника. Больше о Пите я думать не хочу, совсем не хочу. Не сейчас и мне нужно отвлечься, поэтому нахожу новости и пытаюсь в них вникнуть.
Позавтракав яичницей с беконом и овсянкой, беру небольшую сумочку со сменной обувью, чехол с моим платьем для выступления, надеваю шубку с капюшоном, ботинки и еду на репетицию.
На дорогах полно машин, шум пробки и ругань. Машины стоят в три ряда, почти вплотную прижимаясь одна к другой. По навигатору я понимаю, что почти добралась и мне быстрее будет дойти пешком, я расплачиваюсь с таксистом и выхожу из машины. Дальше пешком.
В Вашингтоне зима. Это чувствуется и в воздухе, и в людях. Все, закутавшись, спешат по своим делам, стараясь не задерживаться на месте. Воздух свежий и морозный. При таком мысли хорошо проясняются. И это то, что нужно мне в данный момент.
Я дохожу до указанного адреса и смотрю на здание. Оно состоит из трёх этажей и совсем не в американском стиле. Это готический стиль, так как крыша этого здания имеет несколько горгулий и шпиль с небольшим витражом. Всегда любила Европу, именно за красоту зданий готического и викторианского стиля. Вот и здесь, кажется, что среди грузного современного и ультрамодного американского стекла и бетона затесался маленький и скромный кусочек Европы и какой-то истории. Интересно, внутри там тоже что-то историческое, или это только внешняя оболочка, чтобы выделиться?