– Зак, я вовсе не хотела… прости меня! – взмолилась Саша, но брат ее не слушал.
– Правильно, злорадствуй теперь! И то, что она не позволяет мне даже прикоснуться к ней, – это тоже твоя наука. Узнаю твой почерк, тебя действительно надо изолировать! Сначала довести несчастного идиота до такого состояния, чтобы у него в глазах двоилось, потом не позволить ему ничего больше поцелуя в кончик очаровательного носика или в макушку хорошенькой рыженькой головки, а если он очень хорошо себя ведет, подставить ему мягенькую щечку, только и всего! Дальше – ни шага! И при этом твердить ему, что вся причина в том, что вы просто боитесь слишком увлечься – увлечься! – если он, не дай бог, поцелует вас в губы… Да, это было убийственно, прямо в сердце! А что такого ужасного в увлечении? Это совершенно выбило меня из колеи. В жизни ничего подобного не слышал – откуда вы понабрались этих штучек? Может быть, от Джейн Остин? Или Генри Джеймса? А может, из «Кама-сутры»?
– Господи Иисусе!
– Даже господь никому не запрещал увлекаться! Саша, я знаю твои принципы, и я, как последний идиот, никогда не ставил их под сомнение. Но не думаю, что невинную девочку, которая до знакомства с тобой была наверняка вполне приличным и порядочным человеком, стоит отравлять твоими нездоровыми, безумными, мужененавистническими идеями. И нечего смотреть на меня такими глазами. Ты сама все это мне устроила, и избавь меня от своего напускного ужаса.
– О, Зак! Неужели ты никогда меня не простишь?
– Прощу, конечно, через сто тысяч световых лет или после того, как доберусь до Джиджи и сделаю с ней все, что хочу, – посмотрим, что произойдет раньше. А сейчас ешь свой обед, подавись! Я возвращаюсь в театр.
Саша невидящими, полными слез глазами уткнулась в тарелку. Бедный Зак, бедный, дорогой, милый, любимый Зак. Медленно, очень медленно на ее лице появилась торжествующая улыбка. Всем, чего достигла Джиджи, она была обязана ей, Саше! Джиджи, конечно, проделала все не совсем так, как Саша сделала бы сама, но тем не менее… победа есть победа. Бедняга Зак! Да, мужчины должны страдать. Им это только на пользу.
– Знаешь, я думаю, что первые мормоны руководствовались хорошими идеями, – сказала Джиджи Саше, рассматривая самое красивое белье из собранной ею коллекции. Каждую вещь она аккуратно раскладывала на большом листе папиросной бумаги.
– Ты так думаешь?
Раньше Саша не придала бы никакого значения реплике Джиджи, но с некоторых пор она стала смотреть на нее другими глазами. Ее подруга заслуживала уважения своей тонкой игрой с Заком, и хотя Саша решила не задавать никаких вопросов в лоб, все, что говорила сама Джиджи, можно было рассматривать как ключ к разгадке ее искусного, хотя все еще неясного плана.
– Знаешь, какие блаженные и счастливые лица на фотографиях у их жен! Ты разве не видела этот снимок в сегодняшних газетах, где изображен старый мормон, который, как оказалось, имеет двенадцать жен, хотя теперь это запрещено?
– И что?
– Меня поразило выражение лица его жены: в жизни не видела таких умиротворенных женщин. Потом меня осенило: все дело в мормонской семье! Двенадцать женщин и один мужчина – вот какое соотношение нужно для счастья.
– Джиджи, ты знаешь мое мнение: для счастья нужны три парня и одна женщина.
– Вот у тебя как раз три парня – и что? Это сделало тебя абсолютно счастливой? Ты все жалуешься, что мужчины такие неумехи, такие незрелые, инфантильные – даже лучшие из них. А ты попробуй взглянуть на вещи совершенно по-новому. Заставь свои серые клеточки поработать. Представь себе: рядом с тобой одиннадцать женщин, которые тебе симпатичны, одиннадцать женщин, с которыми ты можешь разговаривать так, как ни с одним мужчиной, – да еще дети, которые будут бегать в компании целой оравы сводных братьев и сестер, так что присмотр за ними будет лучше, чем может обеспечить любая мать. А работы по дому почти никакой – ведь с ней справляются двенадцать пар рук. С другой стороны, спать с тобой муж будет не чаще нескольких раз в месяц, так и что с того? Признайся себе, что роль секса сильно переоценивают, и у тебя не будет повода для ревности, потому что другим женам будет перепадать ровно столько же, сколько тебе.
– Гммм… Не знаю, право. У меня свой взгляд на секс, но бьюсь об заклад, что наверняка среди жен будет одна, которую все станут ненавидеть, – задумчиво сказала Саша.
– И еще одна, на которую все захотят походить, – этакая домашняя королева. Но она будет такая милая, что тебе не придет в голову ей завидовать. – Джиджи сидела, скрестив ноги, на полу и держала в руках креп-жоржетовую ночную кофточку с широкими рукавами, бледно-лиловую, отделанную нежно-кремовым кружевом, которую она решила подарить Долли на Рождество.