– А я бы стала, – решительно заявила Саша, пресекая попытки своего кота добраться до паштета.
– На то ты и Орлова, – вяло пробормотала Джиджи.
– Не будь ты сегодня так безнадежна, я бы оскорбилась, – отозвалась Саша. – Но так и быть, сочту твое замечание за похвалу моему умению преодолевать неудачи, стойкости и оптимизму, которого у меня побольше, чем у тебя.
– Как скажешь.
– Нога срастется, а Гэтерум обошлась с тобой на удивление прилично, пусть и вопила по телефону добрых полчаса. Как бы там ни было, она держит для тебя место.
– Держит потому, что не может найти никого другого! Кто еще захочет заниматься таким гнусным, грязным бизнесом? – вскипела вдруг Джиджи. – Уламывать клиентов, желающих получить наилучшее обслуживание, но не желающих раскошеливаться; заманивать ничего не подозревающих людей в самые дорогие цветочные магазины и заставлять их снимать самые дорогие помещения, хотя им это вовсе не нужно… А эти привередливые хозяйки с израненными сердцами, которым ничем и никогда не угодишь? Эти бесконечные мелочи, ворох бумаг, эта точно приклеенная к уху телефонная трубка; эти злобные официанты, которые за спиной перемывают тебе кости, а в глаза дружелюбно улыбаются; это жуткое отношение, когда, как бы ни вымотались судомойки, отдыха им не положено… Знаешь ты об этом? Я все это перенесла, когда начинала, в жизни не забуду. Ненавижу эти банкеты и торжества, весь этот вонючий бизнес ненавижу, не знаю, с чего мне когда-то стукнуло в голову туда податься, и черт меня побери совсем, если я туда вернусь! Лучше поварихой устроюсь в какое-нибудь почтенное семейство.
Билли посмотрела на ее пылающее праведным гневом лицо и промолчала. Это было просто временным неприятием правил игры, в которой Джиджи успела добиться блестящих успехов. Не стоило обращать внимания: это говорила не она, а ее разбитое сердце.
– Звучит впечатляюще, – пробормотала Саша, с завидным аппетитом поглощая паштет. – Только очень уж мрачно. Паскудные выдались каникулы! Не будь тут Марселя, я бы заразилась твоим настроением, но, к счастью, котище откровенно всем доволен. Я надеялась найти некоторое утешение в своих каталогах, но даже рождественский каталог от Нейман-Маркуса разочаровал… и в который раз. С какой стати они решили, что мне необходим электронный велосипед, подключенный к громадному телевизору, который два часа показывает придорожный пейзаж, чтобы не скучно было педали крутить, – причем за двадцать тысяч самых настоящих американских долларов? Не иначе, это последний рекорд глупости. Билли, а вы видели робота, которого они предлагали в прошлом году? Не видели? Представьте себе уродливую махину, открывающую двери, выносящую подносы, подметающую пол, поливающую цветы, выгуливающую собаку, и всего-то за пятнадцать тысяч баксов! За такие деньги я и сама могу у себя двери открывать, премного благодарна! А сюда взгляните… Да я скорее сама шить научусь! – Саша яростно пнула кипу рождественских каталогов, которые собирала из года в год. – Правда, в позапрошлом году у Неймана был такой довольно миленький страус за каких-то тысячу пятьсот – не бог весть какая цена… конечно, если у вас свое ранчо.
– Зачем же тебе все эти каталоги, если они доводят тебя до белого каления? – поинтересовалась Билли, которую разбирали смех и любопытство. Много она видела коллекционеров, но чтобы собирали каталоги – такое было впервые.
– Да, наверное, просто затем, что они есть. Что-то вроде дурной привычки. И не то чтобы я много по ним заказывала. Так, разок-другой, что-нибудь для тетушек, чтобы меня не вычеркнули из списков. Там ведь ничего, кроме вполне самоочевидных, предсказуемых, банальных рождественских подарков, и безразлично, от Б. Альтмана они или от Бонуита, от Саковица или из «Маршалл Филд». Жутко скучные костюмы и платья, слишком пышные блузки, слишком замысловатые свитера, слишком дорогие меха… Погодите, вот, пожалуйста: пелерина из баргузинского соболя за сто тысяч, избави бог, никак не меньше. Я бы с радостью ее взяла, чтобы греть свою буйную русскую душу, но только если бы мистер Маркус предложил мне ее за красивые глазки. Жутко скучные костюмы и платья! Как раз такие, какие купил бы жене, дочери или сестре человек, страдающий хронической магазинобоязнью, но какие ни за что не купит сама женщина. Ничего будоражащего, перелицовка прошлогоднего тряпья, которое я и так помню до малейших деталей, и сплошь такая тоска… В общем, неинтересно.
– Ты просто не относишься к тем, кто покупает по каталогам, – пришла к заключению Билли. – Дело в том, что у тебя слишком своеобразный собственный стиль.