— Что правда, то правда, — буркнул мастер Кауль, но пальцы на рукояти топора не разжались. — Ноги бы моей тут никогда не было, но так уж мне бросили клубок Мойры, кто я, чтобы спорить с Нитью.
Орис вздрогнул, такая ересь могла стоить головы. Как же это он, грамард, и не признал в мастере иноверца? Чутье молчало. Кауль молчал. И Орис тоже.
— Удивлены? — усмешка коснулась щеки корабельщика. — Где это чистокровный дагостец подхватил выжженную хворь Островитян Танума? И снова я вас удивлю — на тюремном дне Кхамира, куда меня бросил изварский герцог, третий из наследников Розы, Гвинден Белокост. А выкупил меня Дервиш Искатель, Отец Благодеяний, так его зовут на том берегу Чандры. Вы были когда-нибудь на Белом Севере, грамард? Там, где лежит настоящий снег, горы снега и нет дорог? Там, где твои лучшие друзья — ручные ирбисы, что размером с телёнка, а горный козёл, единственный кто ведает истинными тропами, только он знает куда идти, да еще Орёл, который видит с высоты.
— Севера белого не видел, как и тех, кто вернулся со дна, — ответил Орис. — Не поделитесь ли, мастер, что за деяние привело вас на Дно Кхамира? На что так разобиделся милостивый герцог?
— Заказал построить Свадебную Ладью из дагоского дуба, что ж тут сложно скажете вы, вот только хотел он, чтобы она как в сказке о Хореме, прошла все Великие Пороги и цела осталась, да еще размером была, как Бришанская каравелла. Я, тогда еще молодой, сбитый с толку, со стопкой чертежей, возьми да и ляпни, что мол, требование ваше милсдарь герцог, тоже как из сказки, поди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что! А через минуту меня уже крутили блистательные дарданские наёмники и выволакивали из зала, но и тут как оказалось, везение не покинуло меня. Тот, кто пришёл после меня, построил таки герцогу ладью его мечты, на которой он благополучно и затонул посреди Чандры с её огненными Порогами, а вместе с ним и его молодая жена, и большая часть свиты, и десятки слуг. Голова того корабельщика еще долго украшала ворота Извара, а тело выставили отдельно, подвесили за ноги над Портовой площади. Гильдия тогда дорого заплатила за его глупую податливость. Отец молодого Гвиндена, Ирван Белый Лик, рассвирепел так, что выгнал всех столичных корабельных мастеров прочь из своего города и потребовал у короля выписать ему новых, более дипломатичных и образованных, чтобы могли словами объясняться, а не тупо головой кивать. Теперь, грамард, вы знаете что со мной приключилось, остальное уже отдельная история и вряд ли сейчас вы захотите её услышать, ваш то клубок вовсю катится, только поспевай за ним.
Пока Орис соображал, что ответить и прислушивался к чутью, корабельщик повернулся и скрылся в зарослях чайвана и трава даже не зашелестела ему вслед. Орис тряхнул головой, словно заблудившись в лабиринте, он не находил выхода. И таким слепым и глухим сейчас чувствовал себя грамард, что даже слабость в ногах проросла. И куда ему теперь идти? Ах, да, он хотел найти пропавшую воду из озера.
Глава 3
— Говорю вам, дурачьё вы глухое, грохот стоял! Проснулся я в час без лучины, масло в часах уже догорело до донышка, а кровать подо мной ходуном! Как в каменный град с Высокого края! Я то еще помню, что такое бывало, даже часть монастырской стены тогда осыпалась! — громко говорил старик сапожник. — Лики видели? Все носы Святым посбивало!
Мальчишки подмастерья бегали вокруг, то одно принесли, то другое и в разговоре не участвовали. Два других мастера сапожника качали головами, но не спорили.
Орис, поджав мокрые ноги, сидел на скамье у огня и прихлёбывая горячий бульон из кружки. Его сокровище, чулки с плотной подошвой и голенищем из мягкой шерсти, сушились на верёвке. Пока молодой мастер Бердан Луен возился с насквозь грязными сапогами Ориса, старейшина Иван Гонтбург рассказывал, что же по его мнению на самом деле случилось в ночь, когда исчезло озеро. Грамард его слушал и одновременно пытался думать. Лошади с вещами всё еще были в конюшне, где они их оставили сразу по прибытии, так куда же тогда делся белоплащник? Пешком до Решани идти долго, и это ж надо силки ставить, да огонь разводить, нет, сур скорее с голоду помрёт. Мог он, конечно, горла к монсеньору послать, да конвой для себя попросить, но не слишком ли будет?
— Белое то оно к белому тянется, — сказал старейшина и Орис прислушался. — Точно вам говорю, белоплащник это был, хоть он на себя все цвета радуги надел бы, а белое то из него всё равно не вытравишь. Оно, вам говорю, будто от самой земли к ним идёт. Через пятки в задницу. Как раз накануне той ночи он к аббату и приезжал, а к вечеру, не сменив коня, исчез. Привозил небось письмо от Его Святейшества, епископа Яммера, а не прошло и круга, как разбилось озеро то наше об огненные чресла Нечистого, да и испарилось!