— Заметьте, — говорит он. — Все это мне абсолютно безразлично. Даже скорее забавно. На вашем месте я согласился бы с версией преступления.
— Э, тихонько! Ни звука, ни слова. Будем помалкивать. Это, кстати, в ваших интересах.
Он надевает плащ, кашне, слегка надвигает набок шляпу, протягивает палец к шахматной доске.
— Продолжайте играть. Белый конь, да… против черного слона.
— Из вас вышел бы хороший партнер, — замечает Ришар.
Не могло быть и речи о том, чтобы я присутствовал на бракосочетании. Я был тем, кого следовало прятать, — бывший ярмарочный паяц, калека, соперник и жертва в одном лице. На некоторое время следовало стушеваться, не подавать признаков жизни. Садовник приносил мне еду, словно заключенному. Шамбон навещал тайком, впопыхах, все более и более возбуждаясь.
— В конце концов, — кричал он, — сделайте что-нибудь, черт возьми! Вы ведь еще имеете на нее какое-то влияние. Запретите ей принимать предложение дяди. Это чудовищно! Вы-то прекрасно понимаете, что он ее покупает. Если бы я был на вашем месте…
— Ты бы его убил? — подсказывал я. Он смотрел на меня растерянно, однажды даже заплакал.
— Да, я люблю ее. Вы правы… Ничего не могу с собой поделать. Я словно не жил до сих пор. Вот вы, Ришар, вы когда-нибудь любили?
— Мне кажется, да.
— И вы уже не помните, что с вами было?
— Нет. Знаешь, все идиоты одинаковы.
— А теперь вы выздоровели.
— Я не выздоровел, я умер. Шамбон скривился.
— С вами невозможно серьезно разговаривать. Вы не хотите мне помочь?
— Все очень просто, малыш Марсель. Давай его укокошим. Нет, я не шучу.
Вот что значит играть по крупному. Надо дать рыбке попасться на крючок, а потом уж дергать леску. Шамбон ускользал. Мне оставалось ждать. Два или три дня спустя он сообщил, что у него с Фроманом была бурная сцена.
— Я категорически отказался присутствовать на церемонии. Сказал ему, что он выставляет себя на посмешище перед всем городом, а Иза по его милости выглядит интриганкой — ничего себе пара! В общем, наорал на него так, что он стал мне угрожать. «Если ты сию минуту не замолчишь, я дам тебе пощечину». Так и сказал. Но если бы он меня ударил, я бы избил его в ту же секунду, клянусь вам. Что он о себе возомнил?
— А что мать?
— В кои-то веки на моей стороне.
— Ты доволен?
— Когда выговоришься, легче на душе.
— Согласен! Но что это меняет? А? Ты бы признался Изе, что без ума от нее, — как знать, может, в последний момент она и отказала бы Фроману.
Молчание. Я нахожу эту минуту столь же упоительной, как и те лучшие мгновения, которые выпадали на мою долю. Шамбон бледен как смерть. Он взвешивает все «за» и «против» по привычке примерного бухгалтера. Наконец решается:
— Вы не могли бы поговорить с ней?
— Ты что, смеешься?
— Ничуть. Только начните. А потом… потом… думаю, я выпутался бы. Впрочем, нет. Все кончено. Вы правы. Я слишком долго медлил.
Он уходит, как и пришел, бормоча что-то себе под нос, в совершенной растерянности. Я тут же вызываю Изу, кратко пересказываю разговор, по крайней мере то, что ей положено знать.
— У него земля уходит из-под ног. Не удивляйся, если он выкинет какую-нибудь глупость.
— Например?
— Например… бросится к твоим ногам. Он из таких. Или будет умолять, чтобы ты не выходила за Фромана. Я не хотел бы теперь огласки. Рановато. Ты уверена, что можешь подогревать его страсть, не доводя дело до скандала?
— Трудновато, — говорит она. — Теперь, когда Шарль обеспечил наше будущее. Она смотрит на меня озабоченно.
— Послушай, Ришар. Ты хотел, чтобы я стала женой Шарля. Меня от этого воротит. Не настаивай, чтобы в довершение всего я подогревала желания несчастного Марселя. Это было бы слишком мерзко.
— Нет, не надо его возбуждать. Всего лишь выглядеть снисходительной. Не отталкивать, если угодно. Когда он попытается поцеловать тебя, мило пожури его. Дай понять, что он опоздал, что его место занято. Ясно?.. Жури, но любя. После свадьбы… Позднее… можно подготовить развод…
Она впервые чувствует, что я хитрю, притворяюсь, а потому встревожена. Я спешу добавить:
— Не забывай, Фроман уже дважды разводился. В третий — раз плюнуть. Как только он заметит, что ты не пылаешь страстью…
— Ришар!
— Прости. Я называю вещи своими именами. Но в конце концов прав я или нет? Племянника он пошлет ко всем чертям, а заодно и нас.
— Ты представляешь, какие сцены мне придется выносить?
— Я буду рядом.
— Поклянись, что отдаешь себе отчет в том, что делаешь?
Я хладнокровно клянусь, зная, что лгу ей. Ласкаю кончиками пальцев ее щеку. Она пришла бы в ужас, если бы только заподозрила, что я затеваю.
— Ну, не бойся! Иди к нему, к этому проклятому Фроману. Не такое уж он чудовище. И все же, помимо моей воли, нетерпение и тревога…
Какая пытка! Бывало, я не только мог создавать событие, но и конструировать его в мельчайших деталях, доводить до состояния отлаженного механизма.
Но Шамбон?.. Солома, намешанная в металл. Непостоянный, кидающийся в крайности. Хуже мальчишки. А если, к несчастью, он и впрямь начнет интересовать Изу? Грубые страсти вокруг нее! Страсти, которые я поощрял, почти что зажег собственноручно… Иза — это Иза, сердце мое, душа моя. Но в конце концов ее покинул демон подвижничества.
Впервые она узнала, что такое покой, комфорт и, пусть лишь на ощупь, богатство… Шамбон тут как тут, готов все бросить к ее ногам. Глупец. Ничтожество. Трус. Я уже мало что значу. Иза всего-навсего женщина. Когда я убью Фромана… в том-то и дело: этому ничтожеству я даю зеленую улицу… Вот почему мне нужно ее соучастие в преступлении… это единственный способ отнять у него Изу. В каком же дерьме я увяз! Из-за мелкого тщеславия!
Ладно. Продолжаю свой бортовой журнал. Прошло несколько дней. Немало дней. День свадьбы приближался. Что же дальше? Пустота. Иза нервничает. Шамбон все больше и больше выводит меня из себя. Нашел, с кем говорить о своей любви! Мы кружимся вокруг этой нездоровой страсти, как студенты-медики вокруг патологии беременности. А Иза? Она примеряет наряды. По горло занята приготовлениями к светской церемонии. Пытается утаить от меня свою непристойную радость, а сама так и светится. Я сам пожелал все это. А теперь локти кусаю. И вот канун свадьбы. Записываю. Иза ворвалась как вихрь. Приоткрывает дверь:
— Готово! Марсель…
— Что? Объясни ради бога.
— Марсель… Чуть меня не задушил. Целовал силой! А Шарль рядом в комнате. Мог нас застать.
— Надеюсь, ты его отбрила?
— Не посмела. Бедный мальчик! Он никогда ни с кем не целовался. «Я не виноват, что люблю вас!»
— И тебя все еще волнует это обстоятельство?
— Согласись, что: Постой. После приема мы отправимся на остров Олерон.
— Как?! Это не предусмотрено программой!
— Нет. Я даже не знала, что у Шарля там вилла. Он хочет провести там дней десять. Я тихонько набиваю трубку, чтобы дать уняться сердцу:
— Вот видишь, я не делаю из этого драмы.
Она перебегает комнату, молча прижимает меня к себе и исчезает. Мне остается только напиться и впасть в спасительное пьяное забытье. Начну сию же минуту…
С этого момента в моих воспоминаниях — туман. Жермен приносил мне коньяк: «Вам не следовало бы столько пить.
Вот заболеете, а я буду виноват». Зато время летело с изумительной быстротой. Шамбон заходил ко мне, когда мог.
И не долго думая, последовал моему примеру… После пары рюмок он гарцевал на грани лирического опьянения.
— Она любит меня! — кричал он. — Она все мне обещала. Я скрывал от вас. Представьте, я целовал ее, а она, знаете, что она мне сказала? Она мне сказала: «Потом».
(Мерзавец! Ничтожество! Лгун!)
— И тем не менее она жена другого.
— Да, если угодно. Но любит она меня — Иза, красавица… За Изабеллу!
Он поднимал рюмку, опрокидывал ее одним махом, откашливался, затем растягивался на моей кровати.