Я вздыхаю от разочарования.
— Пап, у тебя есть собака. Ей нужно выходить на улицу, чтобы справлять свою нужду. Если тебе незнаком выгульщик, то можешь позвонить мне, и я обо всем позабочусь.
— Не хочу, чтобы ты тоже шаталась по улице. Это небезопасно, — он недоверчиво смотрит на меня. — На улице много преступников.
Отец гладит длинное тело пса, и тот пригибает уши. Так папа выглядит более расслабленным, чем когда-либо. Что ж, если мой отец доволен своей квартирой, которая иногда пахнет собачьими фекалиями, пусть будет так. Я кидаю несчастный взгляд на Ника, и он слегка кивает.
— Я приду в эти выходные и вычищу твои ковры, папа. Просто скажи, когда мне можно придти.
— Я проверю свое расписание, — серьезно говорит отец, хотя мы оба знаем, что у него нет расписания.
— Только не в субботу, — говорит Ник от двери. — В субботу Дейзи занята.
Я загораюсь при этом напоминании.
— Да! Папа, мы с Ником устраиваем вечеринку в пабе в эту субботу.
Мне пришлось предложить пабу большие деньги, чтобы они согласились на нашу незапланированную вечеринку, но сейчас все улажено, и я радуюсь.
— Там будет много студентов и бесплатное пиво. Хочешь прийти?
Вспышка ужаса озаряет лицо моего отца, и он сжимает руку, которой гладит Арахиса. Собака вздрагивает, но не уходит. Хорошая собака.
— Никаких вечеринок для меня, доченька.
Я понимающе киваю, хотя мое сердце болит от того, что он не может покинуть свою квартиру. Не смотря на все достигнутые нами успехи, отец, как и раньше, живет отшельником. И что еще хуже, он даже не пытается измениться.
Я чувствую жалость к нему, а затем к себе.
Отец даже не пытается выйти и завести друзей. Я такая же? Разве я не превращаюсь в своего отца, даже не осознавая этого? Может быть, я не могу завести друзей, потому что недостаточно стараюсь.
Когда я протягиваю руку и сжимаю плечо отца, то решаю для себя, что не попаду в такую же ситуацию, как он. Я не останусь одна без друзей, боясь жить. Рядом с Ником я все смогу.
Мне просто нужно больше стараться.
***
В обеде между занятиями я пробираюсь к своему столу, чтобы сесть одной, но потом останавливаюсь. Там на скамейке в патио сидит девушка с курса Принципы Архитектуры. Она склонилась над книгой и тетрадью, куда что-то яростно записывает, похожее на вчерашнее домашнее задание. Я смотрю, как она сидит там, и крепче сжимаю своей пакет с обедом.
Она совсем одна. У нас есть что-то общее. Разве нельзя сесть рядом и завести друга?
От этих мыслей мой желудок в страхе сжимается, но я игнорирую это. Я должна попробовать. Держу пакет с обедом перед собой и отважно пробираюсь к её столу.
Девушка поднимает глаза, и как будто испуганно вздрагивает, когда я сажусь напротив неё.
— Ты смотришь на меня так, будто я размахиваю пистолетом, — говорю я, стараясь сделать свой голос обычным, но он выходит из-под контроля, и становится неловко.
Её глаза расширяются, и она начинает собирать свои вещи.
Я снова сделала это.
— О, пожалуйста, не уходи! — выпалила я. — У меня нет оружия. И я не кусаюсь. Честно.
Девушка выглядит напуганной от моих слов.
— Пожалуйста, — повторяю я, почти попрошайничая. — Извини, если я веду себя странно. Я просто... у меня нет друзей. И я не знаю, как это делается. И чем больше я нервничаю, тем больше странных слов вырывается из моего рта.
Она колеблется, но больше не собирается. Поморгав пару раз своими большими карими глазами, она говорит с маленьким намеком на улыбку:
— Я – Кристина.
С облегчением выдыхаю:
— Я так рада. То есть… я – Дейзи.
Её улыбка становится немного шире, будто мои оговорки расслабляют её.
— Новенькая?
— До колледжа я была на домашнем обучении, — говорю я ей.
Это звучит слишком просто, но я не делюсь своим прошлым с другими.
Теперь выражение её лица выглядит сочувственно:
— Мне жаль.
— Мне тоже, — говорю я, улыбаясь. — У меня получалось лучше, когда со мной была подруга, но она переехала. И мне сложно начинать разговор с людьми без неё.
— А-а, — говорит Кристина.
Мы долго и неловко улыбаемся друг другу, а затем Кристина показывает на бумаги, лежащие на столе:
— Мне действительно нужно поработать над этим, а то я провалюсь на занятии.
— Тебе нужна помощь? — спрашиваю я, желая помочь, и показываю ей свои заметки. — Я ответила на все вопросы прошлым вечером.
— Можно я скопирую твои заметки? — спрашивает она.
Чувствую приступ несчастья, но она улыбается мне, и становится легче:
— Конечно.
Я протягиваю ей свою домашку, и девушка начинает немедленно копировать все ответы, на которые я потратила много часов вчера вечером.
Мне не приходит в голову, о чем можно поговорить, и я молчаливо смотрю на её работу, чувствуя себя неловко. Мне кажется, что если начну говорить, то прерву её. Поэтому я достаю свой обед из коричневого пакета. У нас Ник отвечает за обеды. Он всегда запихивает в мою сумку полный пакет еды, потому что хочет, чтобы я хорошо питалась. Сегодня у меня огромный бутерброд с мясом, два вида чипсов, печенье, яблоко и бутылка содовой.
Когда я разворачиваю свой бутерброд, взгляд Кристины отрывается от бумаги и впивается в мою еду. Она выглядит голодной, но не ест. Я беспокойно кусаю губы. Было неуместно доставать еду?
— Извини, мне нужно отложить свою еду?
— Нет, конечно, нет, — говорит она. — Сейчас время обеда. Ты должна есть.
Даже при упоминании о еде, её живот рычит, но она игнорирует это и снова склоняется над учебником.
Впервые я замечаю, как она одета. На ней старая футболка и джинсы, а у куртки потертые манжеты. У неё старый учебник, явно доставшийся от других учеников, страницы которого опухли от воды. Должно быть, такой стоит недорого. У неё нет айпода или смартфона, и ни одного гаджета.
А с другой стороны, я. На мне комплект из трусиков и бюстгальтера от Ла Перла, свитер из кашемира, который купил мне Ник, и пара дорогих черных брюк. Я отказалась носить длиннополую шубу, которую купил мне Ник. И когда холодно, я кутаюсь в мягкие шарфы из шерсти альпаки, которые, вероятно, стоят дороже, чем весь гардероб этой девушки.
Я такая дура. Возможно, она не может позволить себе обед. На мгновение я задумываюсь, а затем беру один пакет чипсов:
— Я... я ненавижу спрашивать, — говорю я, не зная, как она воспримет мою ложь. — Но у меня здесь слишком много еды, что я не осилю. Хочешь чего-то из этого?
Она снова голодно на меня смотрит, а потом оглядывается. Интересно, что она ищет. В конце концов, она перестает сканировать окрестности и склоняется над тетрадью:
— Я не должна есть, — говорит она. — Я... мой парень хочет, чтобы я похудела.
— Мы можем разделить мой бутерброд, — говорю я. — Он как раз разрезан пополам.
Я передаю ей половину бутерброда и пакет с чипсами. Я хочу отдать ей печенье и яблоко, но не всё сразу.
Она берет его и делает огромный волчий укус, затем кладет бутерброд на стол ближе к себе. Она закрывает лицо руками и делает всё возможное, чтобы казалось, что она не ест. Я немного откусываю от своего бутерброда, размышляя о её поведении.
— Если кто-нибудь спросит, — говорит она через мгновение, — эта еда не моя. Хорошо?
Я озадаченно киваю и снова кусаю свой бутерброд, а она опять действует по своему странному обычаю. Изучает территорию, затем тянется через стол и жадно откусывает больше половины бутерброда.
Когда мы заканчиваем обед, Кристина возвращает мне мои заметки, и я чувствую тепло. Я пообедала с другом, у которого, вероятно, нет денег, чтобы позволить себе еду. И мы обменялись заметками с занятий. У нас с Кристиной теперь есть связь.