— Ты видишь суровые пейзажи и гектары снега, а для меня это тёплое снежное покрывало, покрывающее землю, пока та бережёт семена цветов, которые позже воскреснут.
Мы люди устойчивые к выживанию.
По движению его тяжелой куртки я понимаю, что Дэниел пожимает плечами:
— Тогда ты знаешь, на какие жертвы идёшь, и знаешь, чего стоит твоё сокровище.
Я киваю. Оставить небольшую часть себя в России ради Дейзи не такая уж и большая жертва. Она — воплощение духа моей родины, красивая, сильная и мощная.
— Я в долгу перед тобой. Позови меня прежде, чем ситуация выйдет за пределы моих способностей.
Моя фраза построена так, что Дэниел не может мне отказать. Он печально кивает в знак согласия.
— Разберёмся. Думаю, скоро я тебе позвоню.
Дэниел подталкивает меня вверх по лестнице. На этот раз уже и я бегу в самолёт.
Оказавшись внутри, сажусь рядом с Дейзи. Самолёт небольшой, но роскошный. Здесь нет никого, кроме меня, Дейзи и пилота. Никто не увидит, как мы улетаем. Я не спрашивал, кто пилот, потому что мне плевать.
— Почему ты не сможешь вернуться сюда? — спрашивает Дейзи, касаясь моей руки.
— Интересы Петровича хорошо защищаются здесь, в Восточной Европе. Его щупальца простираются очень далеко. Я обменял убийство Сергея на то, чтобы выйти из бизнеса и не вернуться.
Дейзи издаёт сдавленный звук, но я спешу её успокоить:
— Нет, не плачь, котёнок. Теперь ты мой дом.
Перелёт в Цюрих проходит очень быстро. Всё это время я не могу думать ни о чём, кроме обнажённой Дейзи в постели. Я переживаю и вынужден напоминать себе, что мы оба живы. Её аромат заполняет мой нос, а мысли о ней, раздетой и в разных позах, невыносимо мучают меня.
Мне трудно подняться с кресла, когда мы приземляемся. Я закрываю глаза и на мгновение думаю о Сергее, обглоданном свиньями. Дэниел пообещал мне, что оставит тело на свиноферме, где его съедят животные. Этого достаточно, чтобы убить мою эрекцию.
Я едва замечаю пышное убранство отеля Baur Au Lac, но Дейзи разглядывает хрустальные люстры и мраморные полы с изумлением.
— Тебе нравится?
Она кивает, а потом добавляет:
— Я не собираюсь к этому привыкать.
— Мне тоже нравится, — признаю я. — Это значит, что я буду окружать тебя таким каждый день.
— Но я могу привыкнуть к этому.
— И хорошо, моя Дейзи, — я страстно целую её в вестибюле этого степенного отеля.
Она краснеет, когда я отрываюсь от неё. Мне приходится прятаться за ней, чтобы не шокировать несколько человек своей эрекцией. Когда мы оказываемся внутри гостиничного номера, я обнимаю Дейзи.
Она глубоко вздыхает:
— Ник, я хочу, чтобы ты любил меня.
— Я люблю, — говорю я и сжимаю её крепче.
— Нет, я имею в виду физически.
Сначала я не понимаю о чём она говорит, но её щёки начинают краснеть, пока она смотрит на меня. Внезапно до меня доходит смысл её слов, и мой член снова мгновенно твердеет.
— Да, да, Дейзи.
Я мягко целую её виски и лоб, боясь отступить и надеясь, что она серьёзно.
Она покусывает губу и краснеет ещё сильнее:
— Почему-то я чувствую себя очень неловко после всего этого.
— Не надо.
Я веду её в спальню. Пышный интерьер этого отеля кажется идеальным местом.
Отсюда открывается вид на парк с озером и Шанценграбенский канал, но нас не интересуют эти декорации.
— Мы оставим всё это в прошлом.
Я сажусь на кровать и начинаю раздеваться. Я хочу открыться ей и показать своё несовершенное тело. Пуговицы на рубашке становятся слишком маленькими. Я расстёгиваю две и спешно стаскиваю рубашку. Затем снимаю брюки, носки и трусы. Мой член торчит и жаждет её. Я сжимаю его, чтобы вернуть себе контроль, и слышу её довольный вздох.
— Хочешь его, котёнок?
Когда она смотрит на моё обнажённое тело, её глаза блестят, а лицо краснеет.
Меня переполняет такое облегчение, что мне хочется упасть, а не лечь. Но вместо этого я удерживаю свои колени и завожу руки за голову.
— В России тело человека рассказывает о его грехах и победах.
Я напряжён. Ведь, несмотря на то, что она знает, кто я, она не знает, что я делал. А я собираюсь рассказать ей всё, как есть, чтобы двигаться дальше, не оглядываясь назад.
И я начинаю рассказывать ей о татуировках, покрывающих моё тело:
— Звёзды на коленях означают, что я не преклонюсь ни перед одним правительством.