И надо же случиться такой беде, в самом конце войны и что самое обидное далеко от линии фронта. Зан за последние годы увидел и пережил много горя. Но никогда еще не испытывал все это так остро. Он готов был разорвать самого себя на куски, если бы это помогло.
Следователь набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул, затем поднялся и подошел к трупу. В этот момент все эмоции ушли на задний план, капитан как хорошая охотничья собака стал принюхиваться к воздуху, беря след. "Так, так, с виду все предельно ясно. Шокерский кортик торчит между лопаток - удар профессиональный. Смерть наступила мгновенно. Казалось бы, не мудрствуя лукаво, необходимо поднимать комендантскую роту и прочесывать окрестности в поисках вражеского диверсанта. Но не все так просто. Шокеры имперская элита. Их грязному ремеслу обучают, чуть ли не с пеленок. У них своя философия и свой образ жизни, совершенно отличный от жизни нормального человека. Все их поступки и действия продиктованы этой философией. Для них убийство не просто работа, это священнодействие - ритуал отнятия жизни. И проводить его надо изящно, получая эстетическое наслаждение".
Звучит дико, но Зан на собственно опыте знал, что это так. Он один из немногих, а вполне возможно и единственный, кто общался с живым шокером. Это был сморщенный старик, и задержали его возле штаба дивизии совершенно случайно. Когда его "брали" погибло четыре гренадера и два гвардейца. А эти парни сделаны из особого теста и тренировки у них такие, что некоторые становятся инвалидами, так и не приняв присяги. Один гренадер сумел взорвать нервно-паралитическую гранату, сам погиб, но вражеского диверсанта смогли взять живым. Казалось, шокер этим обстоятельством вовсе не был расстроен, наоборот он увидел в этом знак. Он без лишней скромности признался, что был заброшен в тыл врага именно для уничтожения командования дивизии, и если бы не случайность, старших офицеров в нашей армии значительно поубавилось. С улыбкой он поведал, что каждый шокер в убийстве ищет совершенства. Оборвать жизнь надо не просто быстро и бесшумно. Необходимо создать произведение искусства. Говорил он долго и витиевато, время от времени делая лирические отступления. Было дико слушать этого старика и становилось не просто страшно, а в буквальном смысле слова, ужас начинал сковывать все тело. Как следователь позже догадался, именно принести смятение в ряды врага решил шокер своим правдивым рассказом. Затем старик на мгновение прервался, словно задумался над чем-то, после коротким ударом разбил свою голову об стол и умер со страшной улыбкой. И вот теперь эта беседа пригодилась.
Зан присел к самому полу рассматривая рукоять ножа. "Без сомнения это шокерский кортик. На конце лезвия он имеет несколько зазубрин. Для того чтобы вытаскивая кортик из жертвы вырывать внутренности. И любимый удар шокера это со спины в правую почку. От боли человек не может вскрикнуть, а только стон срывается с губ. Удар наносится снизу вверх, так будет задето больше органов и прольется масса крови. К крови шокеры испытывают благоговейный трепет. Затем нож резко вырывается из тела, а дальше по усмотрению автора. В идеале жертве перерезают сухожилия на ногах, и человек падает в лужу собственной крови, агонизируя несколько долгих минут. Возможно варианты: Удар в левую почку, перерезанное горло и т.д. Но никогда шокер не оставит свой кортик в теле жертвы. Это раз. Второе, очень мало крови, имперскому диверсанту просто необходимо омыть руки в крови врага. Третье, большинство шокеров маленького роста и чтобы нанести такой вот удар ему надо подпрыгнуть. Здесь на лицо типичный гренадерский удар, только шокерским кортиком.
У Зана даже волосики под фуражкой зашевелились. И это явно не месть. Убийство совершенно хладнокровно, без малейших эмоций, как работа. И кроме того наметанным взглядом капитан определил, что в комнате провели тщательный обыск. "Что же тут искали, и главное кто?".
Зан еще раз осмотрел комнату и едва громко не выругался. Почти час он находится в номере, и только сейчас заметил, что здесь не так. А не так здесь был цветной плакат с обнаженной красоткой. Не должно ее быть на этой стене. Не смотря на то, что Вэн, знал практически все похабные анекдоты, за время войны стал настоящим воякой и всеобщим любимцем он ужасно робел перед слабым полом. И даже с проститутками вел себя как с настоящими леди, потому как не мог иначе. И в его комнате могли быть любые фотографии, но только не эта. На фотоснимке девица выставила на всеобщее обозрение свои огромные и соблазнительные груди и при этом призывно улыбалась. Руки она раскинула в разные стороны, чтобы ее лучше можно было рассмотреть. Под правой рукой девицы имелся фотоснимок какого-то старинного здания с крышей как у пагоды. Под левой рукой общее фото. Группа солдат стояла возле небольшого кафе, чудом не пострадавшего при бомбежке. По всей видимости, кафе продолжало работать, так вместе с солдатами сфотографировался пожилой мужчина в фартуке и девушка, оба из местных. Причем Вэн правой рукой обнимает девушку за талию и причем совершенно непринужденно. Зан понял, что именно эти две фотографии имели смысл, именно их и оставил старый товарищ и именно для него. Все остальное мишура. Он быстро спрятал две фотокарточки в карман и переклеил все остальные снимки и открытки так, чтобы никто не заметил, что со стены что-то пропало. Капитан военной прокуратуры нутром чувствовал, что берется за что-то очень темное и нехорошее, но отступиться уже не мог.
Покинув отель, Зан отправился в прокуратуру. Ему просто необходимо было привести свои мысли в порядок и как следует все обдумать. Но собраться с мыслями ему не дали.
В кабинет заскочил прилизанный вестовой, вытянулся по стойке "смирно" и выпалил:
- Господин капитан, вас вызывает к себе господин полковник.
От вопля вестового можно было оглохнуть. Парень он был неплохой, мужественно воевал, но мина, разорвавшаяся буквально в шаге от него, практически оглушила молодого солдата. Но он пожелал оставаться в строю и научился читать по губам. Только вот орал всегда как на пожаре и к этому тяжело было привыкнуть. Зан кивнул, вестовой щелкнул каблуками и вышел вон. Следователь тяжело поднялся, поправил китель и без того безупречный. В прокуратуре вообще все, начиная главным прокурором и кончая стариком-архивариусом, трепетно относились к форме. Зану это очень импонировало, так как с детства он был приучен к аккуратности. Когда фронтовая прокуратура была переведена на новое место, местным солдатам из комендатуры, заступающим дневальными в прокурорском крыле здания, первое время приходилось очень трудно. Они никак не могли взять в толк, что дневальный по прокуратуре должен быть одет как на парад. Некоторые за неаккуратный внешний вид получили по трое суток ареста.
Немного наискосок от кабинета Зана как раз находился первый пост, где стоял дневальный с большим штыком на поясе. Это была еще одна придурь прокуратуры. Дневальные здесь должны были стоять с огромными штыками старого образца. Когда Зан проходил мимо, дневальный лихо щелкнул каблуками. "Этот тоже быстро обтесался, подумал капитан, всего шесть суток отсидел в карцере и смотри, как огурчик и бритву нашел, и утюг, и форму новую, а не "подменку" засаленную, а сапоги блестят прямо как у кота ...".