— Чем раньше мы отправимся, тем лучше.
— А как сюда попали?
— Но, Джон, как же мы попадем домой?
— На авто? — Клер побледнела. — Как же можно, Джон? Дороги…
— На сей счет не беспокойся. Наш «пирс» везде пройдет. — От крупной фигуры мужа исходила уверенность. — Одевайся, милая, и собирайся. Мы едем немедленно.
Клер покорно встала с кровати. Она знала, что с мужем насчет его любимых автомобилей лучше не спорить.
Но она была в ужасе. Ей так и не удалось преодолеть свой страх перед безлошадными экипажами, хотя всякий раз она упорно стремилась изобразить полнейший восторг. Муж продал свой двухместный «хейнс-апперсон»: для него это авто было слишком тихоходным. Ныне у них был «пирс-грейт-эрроу» с задним ходом. За эту машину он заплатил четыре тысячи долларов. У нее был двигатель в тридцать две лошадиные силы, переключатель скоростей находился прямо на рулевой колонке, имелись газовые фары и специальный ящик для инструментов под передним сиденьем. Но и это было для мужа недостаточно современно. Он только что приобрел один из знаменитых «паровичков» Уайта — автомобиль, известный под названием «Билли-свистун» и способный развивать скорость свыше мили в минуту. Про себя Клер благодарила Бога, что для этой поездки в Нью-Йорк Джон выбрал «пирс».
Она в ожидании стояла на тротуаре перед «Уолдор-фом», пока муж руководил загрузкой багажа, в том числе и ее покупок, в заднюю дверь «грейт-эрроу». По частично расчищенной улице автомобиль осторожно объезжали повозки и пролетки. На перекрестке 34-й улицы и Пятой авеню верховой полицейский из организованной только в сентябре прошлого года конной полиции Нью-Йорка пытался навести порядок в скоплении буксующего транспорта. Больше автомобилей в пределах видимости не было.
Клер дрожала в своей меховой шапочке и тяжелой «автомобильной» куртке. Джон насвистывал любимую песенку «Беделия», словно ничто в целом мире его не тревожило.
В машине он укутал жену в меховую полость, поднял и закрепил прорезиненный верх автомобиля, надвинул защитные очки поверх кепки с козырьком, бросил коридорным доллар, и, поскольку мотор работал уже полчаса и успел разогреться, они тронулись в путь.
Этот день — 5 января 1905 года — кульминационный день всей тридцатидвухлетней жизни Клер Себастиан — был сплошным кошмаром, состоявшим из мерзкого запаха бензина, ужасных застывших картин вдоль дороги и самой дороги, скользкой и ежеминутно грозящей гибелью. И хуже всего была лихорадочная веселость Джона Себастиана. Как будто все — и огромные сугробы, похожие на застывшие в полете крылья белой птицы, и предательские выбоины, и экипажи, брошенные на городских улицах и окрестных дорогах, и отчетливо видимые кое-где застывшие ноги мертвых лошадей — было намеренно брошено на пути Себастиана, вызывая его на битву. И он сражался с ними, мощный и алощекий, с яростной решимостью человека, который уверен, что его сила и его воля неминуемо восторжествуют. Беременная женщина сжалась возле мужа в комок, дрожа под всеми своими мехами, то со страхом глядя сквозь схваченные льдом очки, то тщетно натягивая шерстяной шарф на онемевшее лицо… полумертвая от холода и голода и вконец потерявшая присутствие духа.
Себастиан же, казалось, был удручен лишь тем, что из-за непогоды лишился стольких удовольствий. Он выкрикивал проклятья злым стихиям, вынуждавшим их пропустить завтрашний показ «Аиды» с участием мадам Нордика, Скотти и этой новой итальянской звезды, Энрико Карузо, который, по словам критиков, «принял восторженное преклонение всей Америки в наследство от Жана де Рецке». Среди прочего Себастиан страстно увлекался оперой и театром. «Это единственное его увлечение, — размышляла Клер, — которое я всем сердцем разделяю». И несмотря на все свои страдания, она подумала о вечернем платье, которое должна была надеть в оперу, — розовый атлас, с отделкой из кораллов и вставками из черного бархата, украшенный тиарой и ниткой жемчуга, — и искренне посочувствовала мужу и себе самой.
Как только они съехали с Бронксовского шоссе на Бостонский почтовый тракт, хлынул дождь. Клер схватила мужа за руку.
— Джон, дальше ехать нельзя! — воскликнула она сквозь стук мотора. — Мы непременно перевернемся!
— Где нам остановиться, по-твоему? — проревел он в ответ. — Не бойся, Клер, все будет нормально. Наш «пирс» везет нас просто классно, да? К вечеру будешь дома.
Еще засветло ему пришлось остановиться и зажечь фары. Дальше они ползли со скоростью пять миль в час. Клер чувствовала, как скользили и прокручивались колеса «грейт-эрроу», стремясь хоть как-то сцепиться с быстро леденеющим снегом.