Большинство засиделось допоздна, обильно, но не вполне успешно взбадриваясь хозяйским шампанским, в то время как радио шло по пятам Нового года до самого Сан-Франциско. Тогда Эллери вызвался приготовить нечто из яиц и куриной печенки, после чего каким-то непостижимым образом он оказался в совершенно темной нише, где его обняли две нежных руки, губы прижались к его губам, а голос, определенно принадлежащий Эллен, прошептал: «С Новым годом!» Это было несомненно приятно, даже восхитительно, но — вспомнил Эллери — ничего не сулило.
Было почти пять утра, когда он рухнул в кресло в своей спальне и потянулся за дневником. Несмотря на поднимавшийся внутри него туман, Эллери сумел закончить запись за 31 декабря. В последнем абзаце проступили нотки отчаяния:
«Когда есть картинки — они очень примитивные… Примитивные. Означает ли это, что они и должны восприниматься как примитив? Наскальные рисунки? Индейцы?.. Иероглифы! Может быть, разгадка здесь? Если так, то рисунки — это идеограммы. Они действительно напоминают египетские идеографы, особенно последняя пара символов… Ну и что, что? Что означают эти чертовы штучки? Точнее, я знаю, что они означают — воду, рыбу, но какой в них смысл?»
Восьмой вечер: среда, 1 января 1930 года
Нельзя сказать, чтобы мистер Куин встретил первый день нового года с надеждой. Во-первых, когда он открыл глаза, было пять минут второго пополудни. Во-вторых, когда он нетвердым шагом подошел к окну посмотреть на сияющий новый мир, то увидел, что мир этот однородно сер, и в нем столь же рассеян густой туман, как и в голове мистера Куина. Воздух был пропитан сыростью, и все совершенно однозначно сулило в этот день дождь. «Гоните звоном ложь, зовите звоном правду», — писал Лорд Теннисон, но Эллери сомневался, что колокола, гудевшие в его черепе, возвещали наступление подобной эры.
Подтаявший снег походил на саван.
Когда он крадучись спустился вниз, то обнаружил еще один повод для депрессии. Эллен ждала его, вооружившись таблеткой аспирина, томатным соком, приправленным вустерским соусом, и полным кофейником. Это-то было как раз хорошо, а вот румянец на щеках Эллен и блеск в глазах — это совсем нехорошо. Ну совсем. Он очень постарался вспомнить, что произошло в темной нише после поцелуя, но вся ночь была как бы поглощена туманом. Сегодня Эллен льнула к нему. Как будто…
Эллери вздрогнул и единым духом выпил вторую чашку кофе.
— Ах, бедняжка! — промурлыкала Эллен. Она повела его в гостиную и поддерживала так, что он еле справился с охватившей его паникой.
Гостиная была усеяна телами уцелевших, которые с отрешенным видом пытались читать газеты. Эллери целеустремленно потянулся за свободной газетой, надеясь, что та очаровательная бацилла, носителем которой он стал, поймет наконец его желание страдать в одиночестве. Да как бы не так! Прижавшись к нему, Эллен направляла его к некоему предмету обстановки, в котором он с содроганием узнал кресло на двоих, иначе именуемое «креслом любви». Они уселись в него, так и не расцепившись.
— Читай свою газету, милый, — тихо шепнула ему на ухо бацилла. — А я просто посижу… и посмотрю на тебя.
Он читал с остервенением. Во время новогодних увеселений полиция Нью-Йорка провела 19 «алкогольных» рейдов. Мэр Джимми Уокер был приведен к присяге на второй срок своего развеселого пребывания в должности. Генерал Смутс из Южной Африки нанес первый визит в Соединенные Штаты и сообщил репортерам, что ужасы современной войны неизбежно поставят ее вне закона… Он все читал и читал, ничего не видя.
Избавление ему принесло возвращение Расти и Джона с прогулки. Эллери вскочил и поспешно сказал:
— Извините, Эллен, я давно хотел переговорить с Джоном. До скорого.
И убежал.
— Аве, Цезарь! — приветствовала его Расти. — А вы счастливчик.
— Что? — тупо спросил Эллери.
— Эллен — симпатичная девушка.
— Да. Вот. Доброго вам утречка. Как головушка?
— Смотря чья, — сказала Расти.
— Моя пока при мне, — Джон ухмыльнулся. — Хотя сегодня утром одно мгновение казалось, что она на плечах не удержится.
— У тебя по крайней мере есть оправдание.
— Есть что? — спросил Джон.
— Я имею в виду «Неприятный инцидент на конюшне», — глухо сказал Эллери.
— На чем?
— Да эта вчерашняя история в стойле, Джон. Большая любовная сцена.
Джон ухмыльнулся.