— Ой, Джон, — прошептала Расти, но Эллери заметил, что она несколько отодвинулась от Джона, как будто не могла примирить его живую близость с тем, что точное его подобие лежит наверху мертвым.
— Холлы были одновременно и напуганы и обрадованы. Не сообщив о ребенке и оставив его себе, Холл рисковал потерять лицензию., не говоря уже о том, что они с женой могли и за решетку попасть. Но они остались с двумя младенцами, на одного из которых имелось устное согласие отца. Они не вполне представляли себе, как выпутаться из такой ситуации. Затем, спустя неделю, доктор Холл прочел о смерти моего отца. Он навел справки и выяснил, что отец умер, не обеспечив второго сына, хотя и обещал это сделать, и не предпринял никаких юридических шагов в защиту ребенка и самого доктора, о чем Холл просил его. Доктор решил рискнуть и зарегистрировать в муниципалитете Маунт-Кидрон всех троих, в случае, если когда-либо понадобится получить свидетельство о рождении или установить отцовство и имущественные права двоих детей. Но через неделю второй ребенок умер от пневмонии, что еще больше осложнило дело. Холлы похоронили его в Маунт-Кидрон и уехали с третьим ребенком в Айдахо, стараясь не оставлять никаких следов. Они так и не дали знать никому в Маунт-Кидрон о существовании третьего ребенка — даже врач, которого вызывал доктор Холл во время болезни и смерти второго ребенка, не знал о нем. Миссис Холл его прятала, и, даже уезжая в Айдахо, они тайком вынесли его буквально в корзине для белья.
Джон встал и налил себе изрядную порцию виски. Он одним глотком осушил стакан и даже не попытался вернуться и сесть рядом с Расти, словно чувствуя ее отчуждение и болезненно реагируя на него.
— Итак, они вывезли Джона на Запад, и до четырнадцати лет он считал себя их сыном…
— Джон? — спросил Эллери. — Почему ты назвал его Джоном?
— Потому что его так зовут. Точнее, звали. Еще до отъезда из Маунт-Кидрон, говоря о тройне, Холлы завели обыкновение называть их по номерам — Первый, Второй, Третий. Я для них был Первый, умерший младенец — Второй, а мой брат… наверху — Третий. Более того, когда доктор Холл регистрировал наше рождение, он так и записал: Сын Первый, Сын Второй, Сын Третий. Потом, когда Второй умер и им пришлось подбирать имя Третьему, доктор Холл узнал, что меня назвали Джоном по отцу. Он решил назвать моего брата Джоном Третьим, смутно предполагая, что если у него будет такое же имя, как и у меня, то это как-то укрепит его связь с домом Себастианов. Так он стал Джоном Третьим, а я, следовательно, могу считаться Джоном Первым.
Джон подошел к камину и стал неотрывно смотреть на огонь.
— Он появился в моей квартире в Виллидж еще в сентябре. Я был совершенно ошеломлен. Я ни малейшего понятия не имел, что у меня есть брат-близнец.
Артур Крейг проговорил слабым голосом:
— Это… это невероятно.
— А представь себе, что я почувствовал, Артур. Само его потрясающее сходство со мной подтверждало его рассказ, но у него при себе были и документальные доказательства — оригиналы трех свидетельств о рождении, которые я представлю вам, лейтенант, письменные, под присягой взятые, заявление доктора Холла и миссис Холл, составленное незадолго до ее смерти в 1921 году, и некоторые другие бумаги, которые начисто исключают возможность обмана. Естественно, я встретил его с распростертыми объятиями. Эллен, ты же знаешь, как мне всегда хотелось иметь брата. Он бы мне не помешал!
— Да, — пролепетала Эллен. — Не помешал бы.
— Итак, Джон рассказал мне все, а кроме того, еще и то, что, когда Холлы раскрыли ему тайну его происхождения, они начали вбивать ему в голову, что он имеет такие же права на наследство отца, как и я, и что когда оно перейдет ко мне — а доктор Холл приложил все усилия, чтобы узнать условия отцовского завещания, — их Джон должен будет объявиться и потребовать свою долю. Джон вырос с сознанием того, что это и есть его жизненная цель. Жизнь у него была нелегкая, поскольку Холлы всегда были бедны — либо Холл был плохим врачом, либо нехорошо себя вел у постели больного и тому подобное. Во всяком случае, им едва удавалось сводить концы с концами, а Джону Третьему приходилось заниматься самообразованием и работать, как волу, чтобы как-то прожить. Можете себе представить, каким гадом я себя почувствовал, узнав все это. Я-то роскошествовал. Я заверил брата, что он получит свою половину наследства без всяких препятствий и проволочек.
— Конечно, конечно, — простонал Крейг. — Но почему, Джон, ты мне не сказал об этом?
— Артур, я собирался. Но потом я подумал, как было бы здорово, если бы мы с братом сохранили это в тайне на несколько месяцев. Помнишь, как давно мы затеяли этот праздник — еще в начале ноября, и тогда же я решил, что будет просто гениально, если шестого января, когда я получу наследство, опубликую стихи и женюсь на Расти, я ко всему этому еще и ошарашу вас Джоном.