— Я помощник капитана и привык к привилегиям.
— Не хочешь поделиться? — спросил Карлуччи.
— Лучше доедай свои яйца, — ответил Рейнольдс.
— А где сегодня Старик? — спросил Мастерс.
— Думаю, спит. Ты что, когда-то видел его за завтраком?
— Никогда. Я просто надеялся, что он вывалился за борт.
— Ты слишком суров к нему, — серьезно сказал Рейнольдс. — Ему хватает головной боли.
— Даже теперь, когда ФБР разобралось с этим гнусным скандалом? Я думал, его заботы позади.
— Как ты умудрился стать офицером, Чак? — спросил Рейнольдс.
— С помощью подхалимажа.
— Хватит, ребята, — сказал Карлуччи, принимаясь за свои яйца с явным отвращением на лице.
— Нет, серьезно, — повторил Рейнольдс.
— Серьезно? По правде говоря, я хотел стать фебеэровцем. Я…
— Не трепись.
— Честное слово. Я завалил экзамен. Поганый был денек, — грустно сказал Мастерс. — Но, охваченный идеей попасть на государственную службу, я пошел на флот. Мне сразу же присвоили офицерское звание. Вот и вся история, Майк… — А вот и моя яичница. — Он взял у официанта тарелку и начал есть.
Взглянув туда, где сидел Лепаж, он поразился количеству пищи, которое тот умудрялся запихать себе в рот и проглотить, видимо, не пережевывая.
Рейнольдс и Карлуччи ушли до того, как он закончил есть.
Он заказал еще чашку кофе и пил его и курил, пока боцман не объявил о перекличке. Он допил оставшийся кофе, раздавил в пепельнице окурок и вышел из кают-компании.
Люди которых он встречал сегодня, казались ему счастливее. Корабль был замечательной штукой. Настоящее маленькое сообщество. Тесное сообщество людей, живущих в ужасно узких каютах. Вы находите в радиолокационной рубке мертвую медсестру, и запах трупа, естественно, распространяется по всему кораблю. Люди не любят жить рядом с трупами. И никому не улыбается мысль о том, что убийца бродит где-то рядом по палубам-улицам их города-корабля. Никому не нравится эта мысль. Шефер положил конец замешательству команды, Шефер, который якобы прыгнул за борт. Вместе с ним исчез и запах трупа. Город избавился от убийцы.
Команда, думающая одинаково, возможно, сейчас любила Шефера больше, чем тогда, когда он был жив. Шефер поднял завесу. Он избавил их от ограничений. Они могли ходить по девкам. Они могли посещать дешевые, тускло освещенные танцплощадки. Или могли просаживать свое жалованье в многочисленных тирах. Они могли сделать себе татуировки или заказать себе костюм. Или тратить свое время и деньги многими другими способами, которые по-настоящему не приносили большого удовольствия.
Но перестанут ли они когда-нибудь сомневаться в том, что Шефер на самом деле задушил сестру? Интересуется ли когда-нибудь обычный гражданин методами полиции? Если насильник держит в страхе всю округу, а полиция заявляет, что они его поймали, продолжают ли люди проводить ночи без сна? Нет, они чувствуют облегчение.
Команда тоже чувствовала облегчение. Кругом были улыбки. Посвистывание. Матросы ругались всегда, но сегодня особенно забористо. Все, как прежде.
Почти.
Все не могло быть, как прежде, если кто-то, Джоунс или Дэниелс, был убийцей. Все не могло быть, как прежде, если это так.
И всем, кроме меня, наплевать, подумал Мастерс.
Чарльз Стентон Мастерс, защитник невинных, поборник справедливости.
Чарльз Стентон Мастерс, идиот первого класса.
Не надо было мне вообще с постели вставать сегодня.
Коломбо, старшина первого класса, протянул Мастерсу список для переклички. Он был высоким и худым и всегда выходил на перекличку ясноглазым и улыбающимся. Мастерс завидовал его свежему виду. У него самого по утрам так не получалось. Отделение связи, состоящее из радистов, операторов радара и гидроакустической установки, сигнальных и еще вдобавок старшин-рулевых, выстраивалось каждое утро на пятачке между кормовым спальным отсеком и поручнями. Они стояли лицом к морю и неизменно смотрели мутным взором. Мастерс и Коломбо стояли лицом к ним. Иногда по утрам, когда Мастерс маялся похмельем так, что не мог читать список, Коломбо его заменял. У Коломбо никогда не было похмелья.
Неподалеку от них, между кормовыми орудиями, выстроился орудийный расчет. Сейчас повсюду на корабле матросы стояли перед своими офицерами, проводящими перекличку.
В дополнение к перекличке офицер обычно сообщал своим подчиненным разную информацию, касающуюся распорядка дня на корабле. Например, он говорил им, что в полдень будет проверка или он хотел, чтобы все в его подразделении сегодня подстриглись. Или что в 15.00 будут выдавать жалованье. Или что все должны сидеть на корабле, потому что в радиолокационной рубке нашли мертвую медсестру. Что-нибудь в этом роде. Ибо жизнь моряка — это не только подъем утром и выполнение своих обязанностей. На корабле есть люди, которые подробно объясняют тебе, как их нужно выполнять. Мастерс был одним из таких людей.
Этим утром все было, как обычно. Он равнодушно зачитывал имена своих подчиненных, и каждый в своей собственной манере отвечал ему. Вариации были самые разные: "я", "тут", "присутствует", "в наличии" и в редких случаях "здесь". Джоунс откликнулся на свое имя "в наличии" — это был самый крутой ответ. Матрос быстро усваивал, что "здесь" было ответом, подобающим лишь новичкам, только что из учебки. Перекличка прошла без сучка, без задоринки. Все присутствовали, и все были учтены. Люди, ссутулившись, слонялись по палубе, переговаривались, пока боцман не прогудел в свою дудку и не объявил об уборке.
Люди рассыпались в стороны. Коломбо не спешил. Он был старшиной первого класса. Старшине первого класса не подобало торопиться.
Мастерс был старшим лейтенантом. Поэтому он вернулся в свою каюту посмотреть, что там еще, черт возьми, по плану на сегодня. Сегодня был последний день для подачи списков на присуждение очередного звания. Список уже отпечатали, но сегодня был последний день перед отправкой, когда можно внести дополнения. Он уже подал свои предложения по старшинам и подумал, что было бы неплохо представить к повышению кого-нибудь из младших матросов. Он прокрутил в голове несколько фамилий и записал их. Решил, что отнесет список командиру, оставит у писаря, а потом сойдет на берег, чтобы позвонить Джейн. Он прошел вдоль левого борта к среднему проходу и свернул к каюте командира. Прислонился к косяку и заглянул внутрь.