Он сдвинул берет на затылок, резко поднялся и направился на шканцы. Он им покажет. Так поступить с человеком. Он им всем покажет. Тем более прошло уже много времени. Прошло уже много времени, и даже у Мастерса дел будет по горло со всем этим переоборудованием. Его не заподозрят. А имена на доске объявлений — это все, что ему было нужно для того, чтобы приступить к действиям.
Он прошел по проходу в середине корабля, как раз к изолятору.
Дверь в изолятор была открыта, и он увидел Коннели, одного из помощников старшего врача, читающего комикс.
— Принимаешь? — спросил он.
Коннели взглянул на него.
Это был совсем молодой парень с густой россыпью ярко-рыжих веснушек на носу и щеках. У него были светлые зеленые глаза. Он широко открыл их от удивления и сказал:
— Господи, опять ты!
— Я себя нехорошо чувствую.
— Ты себя никогда хорошо не чувствуешь, — сказал Коннели. — Ты проводишь в госпитале больше времени, чем врачи.
— Если бы вы, коновалы, с самого начала правильно лечили, — проскрипел он недовольно, — я бы так часто к вам не ходил.
— Ладно, что у тебя на этот раз? — Коннели встал и сунул комикс на одну из полок. — Триппер или что?
— Не остри, Коннели. Мне кажется, у меня поднялась температура.
— Сейчас проверим, — устало произнес Коннели. Он достал термометр из стакана со спиртом и насухо протер кончик ватой.
— Ты видел списки, которые они вывесили?
— Какие списки?
— Отпуска и звания. Оба. Может, тебе что перепало?
— Ты не шутишь? Не обманываешь?
— Какие могут быть шутки? Пойди взгляни.
— Сейчас. На возьми, засунь в рот. Три минуты. Я к этому времени вернусь. Отпуска и звания. Господи! — Коннели протянул термометр и выбежал из каюты.
Он дождался, пока Коннели скроется из виду, и зажал термометр в ладони, наблюдая за тем, как поднимается серебряный столбик ртути. Он вынул из кармана рубашки спичечный коробок, зажег одну спичку и подержал ее под кончиком термометра. Дал ртути подняться до 103 градусов и задул спичку. К тому времени, как Коннели вернется, она, вероятно, немного опустится. Может, надо было догнать до 104? Нет, к черту! При 104 человек, наверное, умирает.
Он подождал, пока термометр немного остынет, и засунул его обратно в рот. Через тридцать секунд Коннели ворвался в каюту.
— Боже, приятель, — воскликнул он с восторгом. — Мне дали второй класс! И отпуск через две недели! Вот это да, братец!
Он кивнул Коннели, и помощник врача, казалось, внезапно вспомнил о термометре. Он подошел, взял тонкую стеклянную трубочку большим и указательным пальцами и внимательно посмотрел.
— Господи, — сказал он.
— Что там?
— 102,8.[2] Ты, видать, действительно болен.
— А ты думал, я симулирую?
— Нет. Мы отправим тебя в госпиталь. Это, наверное, лихорадка или еще какая-нибудь зараза.
— Опять госпиталь, — застонал он. — Господи, человек не может…
— Второй класс! — повторял Коннели, все еще не в силах поверить. — И отпуск через две недели! — Он замолчал и обернулся: — Эй, а у тебя-то как?
— Все нормально. Послушай, если мы едем в госпиталь, то давай отправляться. Мне чертовски хреново.
— Конечно конечно. Я переговорю с шефом. Ты ведь идти можешь? Носилок или "скорой" не надо?
— Иди, разговаривай с шефом.
…Вечером по пути на среднюю палубу, спеша на свидание с Джейн Дворак, Мастерс проходил мимо списков, вывешенных на доске объявлений. Он подошел поближе, чтобы посмотреть повнимательнее. Пробежал глазами первый список, затем второй.
Джоунс был переведен в операторы второго класса. Он кивнул, вспоминая, что одобрял это уже давно. Поискал в этом списке имя Дэниелса. Его там не было. Писарь по службе не продвинулся. В графике отпусков значилось, что Дэниелс уходит в отпуск через три недели. Имени Джоунса в графике не было вовсе.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В эту ночь была луна. Она протягивала длинные желтые пальцы неровного света к воде залива. Они стояли у поручней катера, глядя на блестящую поверхность, прислушиваясь к мягкому плеску волн о борта, к глухому перестуку старомодных гребных колес.
— Вот что называется выходным за работой, — сказал Мастерс.
— Все равно замечательно, — ответила Джейн. — Лучше, чем старый душный кинотеатр.
— Несравнимо, — согласился Мастерс. — Тебе идет лунный свет.
— Это из песни, она так и называется.
— А разве не из самых популярных песен берутся клише для выражения искренних чувств?
— Как ты очутилась в ВМС, Джейн?
— Я думала, сегодня вечером мы не будем их обсуждать.
— Как ты очутилась в том, о чем нельзя говорить?
— Ты говоришь, как Хэмингуэй.
— Спасибо. Ну так как?
— Мне нравится работа медсестры. А на флоте нужны были сестры. Так я здесь и оказалась.
— В Норфолке, — Мастерс грустно покачал головой. — Им следовало послать тебя в какой-нибудь город получше.
— Норфолк не так уж и плох.
— Но и не хорош. Это большая разница. — Он помолчал. — Конечно, я рад, что они отправили тебя в Норфолк.
— Рад?
— Я бы не встретил тебя, если бы тебя сюда не назначили. — Он заметил ее смущение и добавил: — Извини, я все время забываю, что ты краснеешь от комплиментов.
— Нет, дело не в этом.
— А что тогда?
— Ничего. — Она внезапно подняла глаза. — Как ты очутился на флоте, Чак?
— Я думал, что все американские парни, в чьих жилах течет красная кровь, рано или поздно идут служить на флот.
— Нет, серьезно.
— Я считал, что это неплохая карьера.
— Больше ты так не считаешь?
— Сейчас я не уверен, — сказал он серьезно. — После того, что произошло с…