– Братва, давай чаёк погоняем, – сказал капитан. Вокруг него сразу собрались сослуживцы. К этой компании присоединился студент, которого все по-свойски уже звали Вовкой. Это был высокий светловолосый парень с улыбкой, которая не сходила с лица.
– Можно я с вами посижу? – спросил студент.
– Конечно, ты же смелый пацан, – ответил его тёзка.
– А у тебя много медалей?
– Есть немного, но не люблю греметь медалями. Поверь, самая большая награда – это то, что остался в живых.
– Да, про него даже в «Красной звезде» писали, можешь в любой библиотеке найти. Наш герой – Самойлов Владимир, – вмешался в разговор сержант Кузнецов. Расскажи давай о своём подвиге, не скромничай.
– Да что рассказывать, мы выходили из Афгана в числе последних, многие друзья-сослуживцы уже дома, а нам приказали безопасно эвакуировать технику, – объяснил Владимир, – я со своими бойцами прикрывал дорогу, где по данным разведки «духи» хотели взорвать первую и последнюю машины в колонне. Это у них такая тактика, а остальных поставить под плотный огонь. В общем, могла случиться беда. Но разведчики их вовремя обнаружили, короче накрыли мы душманов и спокойно вывели технику. Зато мне досталась почётная привилегия сказать «духам» последнее прощай. Я расстрелял из автомата в воздух рожок патронов за всех погибших пацанов, а потом ушёл на мост.
– Круто, – вдруг выпалил студент, – я уже в Афганистан служить не пойду, опоздал. Но можно выпить за вас. Налейте мне!
Водка постепенно сменила чай. Когда закончилась бутылка, которую раздобыл сержант Кузнецов, старый ветеран залез в свой чемодан и достал первоклассный армянский коньяк со словами: – «Это от моих друзей-однополчан». Какие-то сердобольные женщины выложили свои запасы еды, приготовленные в поездку. Потом то же самое сделали другие пассажиры. Было решено превратить в общий стол одну из нижних полок. На неё расстелили газеты, а сверху разложили всё съестное богатство, оказавшееся в щедрых закромах ташкентских пассажиров. Со словами «народ и армия едины» какой-то мужик выложил варёную курицу, картошку и яйца. Курица по иронии судьбы растеклась жиром по той самой газете, где была фотография улыбающихся Горбачёва и Наджибуллы, которые подписали соглашение о выводе советских войск из Афганистана. Но внимание на это уже никто не обратил.
Неожиданно заиграла музыка. Это сержант включил небольшой японский магнитофон, который купил в лавке пакистанского торговца. Из динамика кто-то запел под гитару.
Опять нависли тучи над Кабулом
И дождь покрыл долину словно сеть
Четыре дня погоды нет в Кабуле
Стоят борта, не могут улететь.
В вагоне стало тихо, только колёса отбивали удары в такт мелодии. На улице уже стемнело и фонари, освещавшие железнодорожные столбы, то и дело прорезали своим лучами пространство вагона. Их свет на мгновение попадал на лица пассажиров и исчезал. Всё это повторялось бесконечное количество раз.
«Такая у нас получается светомузыка, а песню эту все пацаны знают наизусть», – сказал Кузнецов и с силой сжал кулаки. В это мгновение он мысленно вновь оказался где-то на передовой под Кабулом, а не в вагоне, который уносил «афганцев» всё дальше от горных перевалов, где после них осталась жить только смерть.
«Пацаны, эта война сделала нас сильными и сплочёнными», – вдруг взял слово капитан Самойлов, – теперь нас десятки тысяч, и мы можем всё! Мы должны объединиться и отстаивать свои права. Помогать тем, кто ждёт помощи, давить гадов, которые, прикрываясь партийными билетами, делают свои грязные дела. Мы не должны забывать семьи погибших наших братьев. Теперь это и наши семьи! У каждого из нас в кармане адреса матерей погибших пацанов, никогда не забывайте о них».
– У меня есть предложение, – взял слово сержант Кузнецов, – давайте построим свой город, нас, «афганцев» десятки тысяч и это только тех, кто отслужил, а с семьями будет под миллион. Выберем свою власть, появятся больницы, не будет очередей в детские сады. А что, капитан, давай сделаем, для тебя же нет ничего невозможного.
– Это для нас, братья, нет ничего невозможного, – ответил Самойлов. Кто нас ждёт дома, кроме родных людей. Никто не ждёт. «Крысы» в военкоматах, которые нас отправляли на войну, теперь будут стыдливо прятать глаза за то, что не разрешали писать на могилах правду о погибших пацанах. Пока мы покрывались кровавым потом, наши ровесники ходили по ресторанам и смеялись над нами. Они глумились над нашими девушками, дескать «твой-то, если даже вернётся, то калекой». На работу не устроишься, учиться не пойдёшь – все думают, если ты «афганец», значит контуженный. Теперь мы вернулись и будет всё по-нашему! Давайте так, сейчас объявляем автономией этот вагон, а когда приедем, начнём строить свой город. Пассажиры кто «за»?