Она глубоко вдохнула, проганяя тревожные мысли и задорно усмехнулась, словно вспомнила что-то: почему ты не просишь позвать себе в помощь "Грозу бурь и ураганов"? Радостная улыбка озарила мое лицо, словно Деви произнесла древнее волшебное заклинание. Я прекрасно вспомнил ту, чье имя в этом Мире разрешалось произносить только в самом крайнем случае. Что ж, наверное этот миг настал. Я сделал грубокий вдох и с расстановкой произнес: " я призываю к себе повелительницу бурь и ураганов. Я призываю Гамаюн!" Легкое облачко моего дыхания подхватил невесть откуда появившийся ветерок и унес с собой в сереющие небеса.
С улыбкой проследив за исчезающим облачком, Девана покачала головой: "ты уж присмотри за ней, как бы она снова не увлеклась. Это ее дом все-таки. Не хотелось бы его терять"
Я прекрасно понимал о чем она говорит. Рядом с Гамаюн никогда нельзя быть ни в чем уверенным, но я честно пообещал, что постараюсь. Мы снова посмотрели друг на друга и засмеялись. Не смотря ни на что не любить Гамаюн было просто не возможно, поэтому редкие встречи с ней были такими радостными и долгожданными, хотя и сулили множество проблем и хлопот.
Девана подняла голову, вглядываясь в темнеющее небо и с сожалением произнесла: " нам пора" А затем внимательно посмотрела в мои глаза: Я не хочу с тобой прощаться. Я скажу тебе "до свидания" и тогда мы обязательно встретимся. И когда все закончится посидим как старые друзья. Все вместе. А Сирин и Святобор будут с нами". Ее голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки: "До свидания, Валентин. Передавай привет Гамаюн!" Ее крыло на прощание едва коснулось моей щеки...
Разномастная стая птиц легко поднялась в воздух. Вслед за ними, ломая корку подмерзшего снега и на ходу трансформируясь, в противоположную от гор сторону устремилась стая лесного зверья, ведомая златорогим туром. У меня проносились в голове прощальные речи и напряженный смех обернувшихся жителей деревни. Они знали, что им предстоят тяжелые времена, но движение было намного приятней бездействия. Уже на самой кромке леса тур обернулся ко мне и издал призывный клич. В ответ на него я инстинктивно приложил руку к груди а затем поднял в верх в прощальном приветствии.
Опасность надвигалась. но я уже был не один. За мной наблюдали. Я чувствовал это спинным мозгом, но даже и виду не подал, лишь в самый ответственный момент сделал маленький шажок в сторону. Мимо меня пролетел снежный ком и что есть мочи ударился о ствол вековой ели, отчего она загудела и выгнувшись дугой, осыпала нас с ног до головы снегом.
- Паршивый пес! - донеслось до меня из сугроба. Засмеявшись, я подошел и протянул потерпевшей руку - и я рад видеть тебя, Гамаюн.
Глава 7. Гамаюн
Слегка напрягшись, я вытащил из снега девушку в невесомых, цвета всех оттенков золота, одеждах. Ее восточный стиль меня несколько позабавил - застать воина в таком "прикиде" дорогого стоит. Жаль, запечатлеть это для потомков не удастся.
- Когда-нибудь я все же застану тебя врасплох. Вот увидишь!
- Я улыбнулся: "Конечно застанешь, когда научишься красться, как дикий зверь, а не вести себя как слон в посудной лавке. Я услышал твой топот за версту". Девушка недовольно фыркнула. Конечно, обозвать ее слоном было чересчур резко, но в этом и заключался наш секрет длительного с ней общения - Гамаюн нельзя давать поблажек, иначе обведет вокруг пальца, как заправская цыганка на площади в базарный день.
Люди называли ее райской птицей, способной своим божественным пением свести с ума, но все на Небесах знали в чем кроется ее секрет - вряд ли кто из пострадавших готов был признаться, что его облапошила и оставила ни с чем прекрасная дева с ангельским голосом и едва прикрытыми телесами, которые так и манили уединиться.
Если бы сельские бабы прознали про этот секрет - вселенский самосуд был бы обеспечен и Гамаюн и мужикам. Но облапошенные селяне упорно молчали, и скромно потупив глаза, пытались объяснить женам куда подевались отложенные на кабанчика деньги. Один из них по безнадеге наврал жене с три короба о том, что встретил в лесу вещую птицу Гамаюн, которая принесла ему благую весть о том, что вскорости у него родится сын. Дескать, радостная новость настолько поглотила его тело и душу, что ноги сами понесли его в храм, а руки сами отдали сбереженный скарб за здравие будущего отпрыска.