Подобные размышления ее мало волновали, особенно сейчас, когда со всех сторон мы были окружены тварями, количество которых было трудно себе представить. Ее больше занимал вопрос как долго мы продержимся и какую тактику применить, чтобы этой мерзости стало значительно меньше. Она не думала о смерти. За столько лет сражений она привыкла относится к ней как к чему-то обыденному. Отдать жизнь за правое дело - не худшая из смертей. Юна и сама много раз умирала, но каждый раз снова возвращалась для новой битвы, словно Феникс, возраждаясь из пепла, чем неизменно приводила в замешательство своих противников. Словно в награду за терпение, память благожелательно подсунула мне еще одно воспоминание.
Когда-то мы уже вот точно так же стояли спиной к спине перед оравой взбешенных, обведенных вокруг пальца и потерявших законную добычу наемников, которых, Юна, между прочим, всего несколько часов назад считала своими союзниками. Но, то ли я предложил больше, то ли ей в голову взбрела другая идея, но она встала на мою сторону. Мало того, она даже позволила себе развернуться ко мне спиной, словно полностью и беззаговорочно доверяла свою жизнь, чем привела головорезов в еще большее бешенство. Теперь способы неминуемой смерти они придумывали и для нее тоже. Гамаюн еле стояла на ногах от выпитого, ее язык заплетался, но она пыталась вести переговоры, которые, как каждый из нас понимал, абсолютно ни к чему не приведут. Но, к моему удивлению, разбойники что то совсем не торопились нападать. Скорее всего они чего то ждали. И вскоре я понял чего. Воспоминание об этом заставило меня рассмеяться. Я легонько толкнул Юну локтем и едва слышно произнес: "спой, птичка!"
Гамаюн уловила мое настроение и легко рассмеялась:
- Надеюсь, пес, ты умеешь плавать!
Набрав в легкие воздуха, она расставила ноги пошире и запела старинную песнь рыбаков. Было странно слышать незамысловатые слова о море посреди лесной чащи.
" Пусть ветер и шторм наш качает корабль,
Нам нет до этого дела.
Знакомый до боли нас манит причал,
И запах любимого тела.
По морю пройдем мы минуя шторма, И в гавань войдем очень смело, С любовью посмотрим в родные глаза, Утонем в них без предела...
Я подхватил песню, еще до конца не осознавая что происходит. Мелодия крепла, а вместе с ней крепчал и ветер.
"В какие моря не ходили бы мы И сколько б опасность не пела- На плаву нас удержат родные глаза И запах любимого тела!
Пусть ветер крепчает и рвет паруса,
Нам нет до этого дела!
Нас дома ждут родные глаза и запах любимого тела!"

Слова песни чудеснейшим образом пробудили далекие отсюда природные стихии. Поднялся ураганный ветер, нагнавший тяжелые почти черные свинцовые тучи. Они сталкивались друг с другом и с металлическим скрежетом высекали в небесах яркие трещины молний. Воздух наполнился азоном и резким привкусом соли. Земля под ногами накренилась и пошла волнами. Уже через мгновение вокруг нас бушевал, поднимая стены воды самый настоящий океан. Волны высотой с дом расходились от того пятачка суши на котором мы стояли и скрыли за своей толщей и дома деревни, и вековые сосны вокруг.
Мы словно оказались на дне огромной водяной чаши, сквозь стены которой желтымыми огнями мерцали глаза вплотную приблизившихся к опушке обозленных тварей. Спустя всего мгновение, словно получив только им слышный приказ, нокры ринулись в атаку. Едва первые из них коснулись воды, стены чаши рухнули. Многотонным водопадом вода обрушилась вниз, смывая все на своем пути. Мощные потоки в мгновение ока уничтожили деревню и почти погребли под собой вековой лес.
Каким то чудом мы с Гамаюн оказадись на пике гиганской скалы, а вокруг нас бушевал океан. Стало совсем темно. Лишь яркие вспышки молний выхватывали из темноты обрывки творящегося вокруг хаоса. Но мне не нужен был свет, чтобы наблюдать за происходящим. Я видел все как на ладони. Первые ряды нападавших нокров смыло приливом. Тех, кто не утонул в первые мгновения, носило по волнам, ударяло о стволы деревьев, крутило, словно в гиганской мясорубке. Вой умирающих смешался с воем тех, кто остался на берегу.
Это были странные, не поддающиеся описанию звуки. В них было все: и звериная ярость и боль, и прощание, и какая-то торжественность. Я не мог ничего понять, пока не поймал взгляд одного из умирающих. Казалось, что он только и ждал этого. Цеплялся за жизнь только ради того, чтобы привлечь моё внимание. Уловив мой взгляд, нокр расслабился. Покалеченное, израненное тело с тёмными пятнами крови на густой шерсти, отдалось на волю волн. Ледяная вода то и дело скрывала его от меня, но возникшую связь разорвать была не в силах. То что я увидел, потрясло меня до глубины души и словно раскаленное тавро, оставило свой след навечно.