Примерно тридцать тысяч лет тому назад они чуть было не потеряли все людское поголовье из-за чумы. Бедняги сгнивали заживо. Виной тому оказалась слишком тщательная селекция. Были выведены целые поколения людей с высокой питательной ценностью: красные кровяные тельца у них преобладали над белыми. А результат? Они стали подвержены всем видам болезней.
Чтобы повысить их выживаемость и при этом не уменьшить вкусовых качеств этого источника питания, – для чего, собственно, люди и были созданы, – Властители приняли решение увеличить человеческое население, искоренив сезонность спаривания. Этого достигли, отбирая породу особей с высоким уровнем половых гормонов. В результате получилась некая странная сексуальная пародия на обычных животных, у которых гениталии переместились и увеличились в размерах, волосяной покров полностью исчез. Они стали одержимы сексуальностью, причем женские особи вели себя скромнее других млекопитающих, а мужские – гораздо агрессивнее.
Мириам подошла к старому замку. Последний раз, когда она поднималась по ступенькам этого крыльца, здание было совсем новым, пахло пчелиным воском и недавно обтесанным камнем. Внутри огромные залы сверкали в свете свечей. Спальни располагались на верхних этажах, где Властители могли забавляться со своими жертвами столько, сколько заблагорассудится, снова и снова пугая их, а затем успокаивая и доставляя им неописуемое блаженство. От этого кровь становилась невероятно вкусной, отражая странную гармонию агонии и экстаза.
Мириам не развлекалась подо6ным о6разом уже очень давно, из-за Сары. Ее любовница могла выносить зрелище насыщения, только если Мириам сразу убивала свою жертву. Сама она изо всех сил пыталась жить, питаясь дозами из банка крови и уговаривая Мириам на частые переливания, после которых обе становились пьяными и злыми.
Мириам подошла к двери. Попадись ей сейчас под руку какая-нибудь здоровая, полнокровная особь, с каким удовольствием она отволокла бы ее прямо в спальню. Неважно, что она сыта, она бы провозилась бы с жертвой пару дней, отдавая дань традициям. И каким бы умным, многочисленным или агрессивным ни было человечество, все же оно остается их собственностью, будь оно проклято!
Мириам толкнула дверь. Заперто. Она тряхнула ручку три раза, сместив задвижки точными движениями, – этот способ использовался в том случае если вдруг не окажется ключа.
Дверь открылась. Мириам вошла, осторожно ступая по следам своего потерянного прошлого. Ее окружила глубокая тишина, какая бывает только в доме Властителя. Над головой огромные балки, некогда темно-коричневого цвета, отливали чернотой, словно превратились в железные. Чаны сыромятни стояли пустые.
Мириам прошла по гулкому цеху к узкой лестнице, когда-то по этим самым ступеням Властители волокли свои жертвы...
Как здесь тихо, гораздо тише, чем в любом людском жилище. Да, это по-прежнему логово. Но где же его обитатель? Не может быть, чтобы он не определил по звуку, что в его обитель вошел соплеменник.
– Привет, – произнесла она на прайме, на котором не говорила уже много-много лет.
Оноказался гораздо меньшего роста, чем она помнила, и грязный как трубочист, в лохмотьях камзола трехсотлетней давности, надетых на голое тело. Видимо, не мылся с тех пор, как французский двор наполнял свои ванны молоком. Крошечные узкие глазки, сморщенное личико с кулачок. Онбыл голоден, и по тому, какой дикий звук радости издал, Мириам поняла, что ее приняли за обыкновенную женщину.
Онсхватил ее запястья железной хваткой Властителя, хоть руки у него и были тонкие, как у скелета; их взгляды встретились, яркий блеск радости мелькнул и померк.
– Помогите, – прошептал он,но не на прайме, а по-французски и безвольно рухнул у ее ног.
Глядя на это отвратительное беспомощное существо, распростертое ниц, Мириам заткнула себе рот кулаком, чтобы заглушить крик отвращения.
5
Стеклянные крыши Парижа
Пол упустил ее, не хватило каких-нибудь десяти секунд. Эта тварь промелькнула вдалеке: высокая, в обычной одежде (что-то вроде старомодного женского костюма), со светлой шевелюрой – вот и все что он успел разглядеть.
По стеклянной крыше барабанил дождь, над Парижем разносились громовые раскаты. Пол прокричал в телефонную трубку:
– Твои люди потеряли ее. Французы тоже оказались не лучше.
В трубке скулил Сэм Мазур, возглавлявший отдел ЦРУ при посольстве США. Прикрыв ладонью трубку, Пол прошептал Бекки Драйнер:
– Это бумажный стаканчик, а я сказал – ведро.
– У нас есть только бумажные стаканчики.
А Сэм продолжал ныть, что, мол, пока французы не будут знать все детали операции, они не позволят развернуть ее на своей территории.
– Скажи мне вот что, Сэм: откуда вдруг такая неприязнь? Я имею в виду французов, которые недолюбливают американскую разведку. Но мы же не враги. Прежде они часто это твердили.
– Холодная война закончилась, друг мой. Мы осточертели всей Европе, и особенно Франции. Им не нравится то, как мы и британцы используем систему «Эшелон», чтобы шпионить за ними. Американская разведка свое дело сделала, дружище. Пора паковать глушилки и ехать домой.
Бумажный стаканчик, в который, похоже, стекала вся вода с крыши, переполнился.
– Бекки, трудно опорожнить стаканчик? На мне туфли из Бирмы. Нельзя допустить, чтобы они промокли.
Она скосила огромные карие глаза на его ноги.
– Вы обзавелись ими в Мьянме?
– Делал на заказ. Подозреваю, на их изготовление пошел картон.
– Выглядят они как похоронные ботинки.
– Что это еще за «похоронные ботинки», черт возьми?
– Их обычно покупают для покойников.
Чарли Фрейтер хмыкнул. Пол испепелил обоих взглядом. Коренастый очкарик Чарли принадлежал к числу тех людей, которые никогда ни перед чем не останавливаются. Он шел навстречу опасности, как священник идет в свою церковь. Самое удивительное, что внешне он абсолютно не отличался от какого-нибудь провинциального чиновника, всю жизнь просидевшего за своей конторкой.
Бекки, с другой стороны, воображала себя этакой дамой-шпионкой, вовсю стараясь соответствовать этому образу: носила длинные пальто и распускала по плечам белокурые волосы. Самой веселой и бесстрашной из всех бойцов исполнилось всего двадцать три, действовала она быстро, можно сказать, молниеносно.
Мужчины в его команде мечтали о Бекки, Пол не был исключением. Но она держалась очень замкнуто.
Уорд вернулся к телефонному разговору:
– Итак, эта чертова тварь ускользнула от нас и теперь бегает по Парижу, сообщая всем своим долбанным друзьям, что на них устроена охота. Прости, но я считаю, что это твоя вина.
– Можно я повешу трубку?
– Нельзя.
– Но мне очень нужно. Срочно. Важно.
– Скажи-ка мне, тебе всегданужно после обычного разноса в туалет?
– Да, всегда.
Пол осторожно опустил трубку на рычаг. Бекки и Чарли молча уставились на него.
– Что?
– Что значит «что»? Что, черт возьми, он сказал?
– Он типичный цэрэушный бюрократ. Ничего он толком не сказал.
Крыша теперь протекала в пяти местах. Сгущались сумерки, и в огромном небоскребе напротив начали зажигаться окна. Если раньше комната хотя бы чуть-чуть позволяла чувствовать себя отгороженным от всего мира, то теперь об этом не могло быть и речи. Самое плохое, что занавеску на потолок не подвесишь. И две тысячи служащих, никак не меньше, могли теперь наблюдать за тем, что происходит на конспиративной квартире ЦРУ. Пол уставился на офисное здание.
– Давайте станцуем для них, что ли...
Чарли, который увлеченно свертывал сигареты с помощью маленькой машинки, ответил:
– Прикрепи на крышу шляпу, глядишь – начнут швырять монеты.
– Разрази меня гром, как можно работать в таком свинарнике? Может, у кого-нибудь из вас найдется комнатушка, где есть нормальные условия?