— Я бы очень хотел услышать о ваших приключениях, — сказал Рамзес.
— Когда-нибудь, может быть. В данный момент я занят до предела — собираю отчёты людей, вернувшихся с вражеской территории. Разведка, — добавил он, обращаясь к Рамзесу, чей неподвижный взгляд, вероятно, был воспринят как мальчишеское восхищение, — является нервной системой любой армии. Прежде, чем мы начнём следующий этап кампании, необходимо выяснить всё, что только возможно, о мощи и расположении войск Халифы[62].
— Если это просто оправдание отправки на зимние квартиры вместо продолжения движения к Хартуму… — начал Эмерсон.
— Наше оправдание в том, что мы хотим сохранить жизни, профессор. Я не хочу терять ни одного храбреца из-за глупости или отсутствия подготовки.
— Хм, — отозвался Эмерсон, ибо трудно было отрицать здравый смысл этих слов. — Тогда к делу. Вы — занятой человек, и я — тоже.
Мы спросили, и Слатин ответил нам, что мистер Бадж уже исследовал пирамиды в районах Нури, Курру, Танкаси и Зума, и в настоящее время трудится близ Джебель-Баркал.
— Там то ли и ныне существует, то ли был ранее, храм значительных размеров, — сказал Слатин. — Мистер Бадж считает, что его соорудил фараон Пианхи[63].
— Мистер Бадж сам не знает, что говорит, — прервал Эмерсон. Он повернулся ко мне. — Господь Всемогущий, Пибоди, ты можешь в это поверить? Четыре кладбища — за несколько месяцев! А теперь он разоряет храм, пытаясь заграбастать всё мало-мальски ценное для своего чёр… драгоценного музея. Проклятье, мы должны немедленно отправиться туда! Я вышвырну его прежде, чем он сможет нанести ещё больший ущерб, или моё имя не…
— Эмерсон, вспомни своё обещание, — встревожилась я. — Ты сказал, что намерен держаться как можно дальше от мистера Баджа.
— Но дьявол его побери, Пибоди…
— Пирамиды, Эмерсон. Ты обещал мне пирамиды.
— Значит, так и будет, — проворчал Эмерсон. — Ладно, Пибоди. Куда направляемся?
Слатин следил за нашей дискуссией с открытым ртом:
— Решение принимаете вы, миссис Эмерсон?
Лицо Эмерсона потемнело. Он чрезвычайно чувствителен к тому, что его могут посчитать подкаблучником. Прежде, чем он разразился комментариями, я спокойно сказала:
— Мы с мужем подробно обсуждали этот вопрос. Это — всего лишь учтивость с его стороны. Мы договаривались о Нури, Эмерсон, правильно?
* * *
На самом деле решение вовсе не было таким уж трудным; единственное, что могло бы удержать меня от Нури — то, что там находился Бадж. Нури обладал рядом преимуществ. Прежде всего, он находился в десяти милях от военной базы. Это было неудобно с точки зрения снабжения, но расстояние уменьшало шансы нежелательных встреч с мистером Баджем и с армией. Далее, книги Лепсиуса и других авторов сформировали у меня подозрения, что гробницы Нури были самыми старыми и, следовательно, наиболее интересными; их возвели, скорее всего, в период Нубийского завоевания Египта с 730 г. до н. э. Да и сами они были достаточно крепкими, целиком из тёсаного камня вместо простого каменного слоя над массой рыхлого щебня.
— Мне это безразлично, — угрюмо буркнул Эмерсон.
Поэтому мы решили, что отправляемся на следующее утро, так что оставшуюся часть дня я занималась покупками и обеспечивала транспорт. Слатин сообщил нам, что поездка по пустыне на верблюдах займёт около двух часов, но посоветовал добираться по воде, а не по земле, даже если для этого понадобится больше времени. Верблюдов было очень трудно найти из-за учинённой повстанцами разрухи, а также из-за того, что армия, едва обнаружив, немедленно реквизировала их.
Тогда я воззвала к нему, как к джентльмену и учёному, и он пообещал сделать всё возможное, чтобы помочь нам. Мужчины очень восприимчивы к лести, особенно когда она сопровождается жеманной улыбкой и трепетанием ресниц. К счастью, Эмерсон ещё был погружён в мысли о прегрешениях мистера Баджа, и поэтому не вмешивался.
На самом деле в путь мы смогли отправиться лишь на следующий день, много позже полудня. Мытьё верблюдов заняло гораздо больше времени, чем я ожидала. Я не спрашивала, где Юсуф отыскал их, но они выглядели так жалко, что, очевидно, никогда не находились под опёкой военного, отвечавшего за армейских верблюдов. У меня состоялся весьма интересный разговор с этим господином; он организовал своего рода больницу для ухода за больными верблюдами вне лагеря, и я была рада, что его взгляды на уход за животными совпадали с моими. Я столкнулась с той же проблемой, что и с ослами в Египте. Бедняги страдали от чрезмерных нагрузок и полного небрежения, так что я немедленно приступала к мытью и ослов, и их грязных чепраков, как только те оказывались в моих руках. Капитан Гриффит любезно снабдил меня наиболее сильными примочками и лекарствами из тех, которые использовал сам. Однако, верблюды — как и другие животные, включая человека — не всегда осведомлены о том, что хорошо для них, и те, которых раздобыл Юсуф, не очень-то дружелюбно отнеслись к процедуре мытья. Что касается ослов, то тут я набила руку, но мыть верблюдов неизмеримо сложнее — как из-за бóльших размеров, так и из-за чрезвычайно вспыльчивого нрава. После нескольких тщетных попыток, в результате которых вымокло всё, кроме верблюдов, я, наконец, выработала относительно эффективную процедуру. Я забиралась на груду песчаных и каменных блоков с ведром воды, щелочным мылом и щёткой с длинной ручкой, а шестеро мужчин пытались удержать верблюда с помощью канатов, прикреплённых к его конечностям и шее. Трудно сказать, кто издавал больше шума — верблюд или державшие его мужчины, поскольку, несмотря на всю мою осторожность, им также досталась порция мыльной воды. Впрочем, это было только к лучшему — им тоже явно не мешало помыться. (Следует добавить, что всё прошло бы гораздо спокойнее, если бы Эмерсон снизошёл до того, чтобы помочь мне, а не корчился в безудержном веселье.)
Пирамиды Нури стояли на плато в полутора милях от берега. Подъезжая к ним, мы видели, как в лучах закатного солнца они отбрасывают гротескные тени на бесплодную землю.
Моё сердце упало вместе с солнцем. Я изучала работы Лепсиуса и была готова к мрачной реальности, но надежда в моём воображении одерживала победу над фактами. Некоторые из пирамид ещё стояли относительно нетронутыми, но представляли собой лишь жалкие подобия великих каменных гробниц Гизы и Дахшура. Большинство из них были просто грудами камня, даже без признаков пирамидального строения. Все окрестности усеивали упавшие глыбы и кучи мусора. Понадобилось бы несколько недель, а то и месяцев, изнурительного труда, прежде чем начать собственно раскопки, даже если бы нам удалось нанять необходимое количество работников.
Я надеялась найти какую-нибудь гробницу, из которой можно было бы устроить жилище, но глаза, воспалённые от солнца и песка, тщетно искали хоть что-нибудь подобное. Температура держалась около ста градусов по Фаренгейту[64], тряская походка верблюда превратила мои мышцы в желе, а тучи песка отскабливали кожу от лица и просачивались в каждую щель одежды. Я обернулась и взглянула с горьким упрёком (горло слишком пересохло, так что и слова нельзя было сказать) на мужа, который проигнорировал разумные советы военных властей и настоял на путешествии на верблюдах, вместо того, чтобы подождать, пока мы сможем сесть на пароход.
Проникнувшись сочувствием к моим страданиям, Эмерсон заставил своего верблюда опуститься на колени. Спрыгнув с мальчишеской ловкостью, как будто скинул со спины половину своих лет, и улыбаясь во весь рот, он поспешил ко мне и обратился к животному, на котором я сидела:
— Адар я-ян! Пошевеливайся! Слышишь меня? Я сказал: адар я-ян! — Проклятый верблюд, который ворчал и протестовал против любой моей команды, мгновенно повиновался Эмерсону. Те из моих читателей, кто знаком с повадками верблюдов, знают, что вначале те подгибают передние ноги. А поскольку конечности эти чрезвычайно длинны, то и тело наклоняется очень сильно. Одеревеневшая, измученная, застигнутая врасплох быстротой Эмерсона и верблюда, я скатилась по склону и рухнула на землю.