Услышав звук открывающейся двери, я обернулась и увидела Эвелину.
— Кухарка угрожает оставить место, если ужин не будет подан немедленно, — улыбнулась она. — И Роза ищет Рамзеса. Его нет вместе с другими; может… Ах, вот ты где, мой мальчик!
Он действительно был здесь: возник из-за дивана, как джинн из бутылки — или нахальный соглядатай из своего укрытия. Раздражение заменило мне жуткие предчувствия, и, поскольку мой сын послушно поспешил к тёте, я резко сказала:
— Рамзес, что у тебя там?
Рамзес остановился. Он напоминал перевёрнутый образ маленького святого. Копна кудрей, венчавших голову, была иссиня-чёрной, а обрамлённое ими лицо, хотя и достаточно красивое в своём роде — смуглым, как у любого египтянина.
— У меня, мама? О… — С удивлённо-невинным видом он взглянул на бумагу в руке. — Кажется, это лист из папиного блокнота. Я поднял его с пола.
Я в этом и не сомневалась. Рамзес всегда предпочитал говорить правду, если только это было возможно. Я положила бумагу на стол, так что он, должно быть, сбросил её на пол, а затем снова поднял.
После того, лист был мне возвращён, а длительный процесс пожелания спокойной ночи — завершён, мы отправились в столовую.
Я уже давно оставила попытки отвратить Эмерсона от обсуждения частных вопросов семьи перед слугами. На самом деле я полностью разделяла его точку зрения — что это чертовски глупый, бессмысленный обычай, поскольку слуги, так или иначе, всегда в курсе того, что происходит, и их совет часто бывает полезен, так как они обладают бóльшим здравым смыслом, чем их так называемые хозяева. Естественно, я ожидала, что он примется обсуждать экстраординарные события, которые только что завершились. Гарджери, наш дворецкий, очевидно, разделял это ожидание; хотя он прислуживал за столом со своей обычной добросовестностью, его лицо сияло, а глаза светились. Он охотно принимал участие в наших приключениях, и странное поведение вечерних посетителей, безусловно, оправдывало подозрение, что надвигается нечто.
Вообразите же моё удивление, когда, удовлетворив первые муки голода путём обливания себя супом, Эмерсон вытер губы салфеткой и заметил:
— Ненастная погода для этого времени года.
— Вряд ли необычная, — невинно откликнулся Уолтер.
— Я надеюсь, что дождь уймётся. Иначе вы промокнете по дороге домой.
— Именно, — ответил Уолтер.
Я откашлялась. Эмерсон торопливо вмешался:
— А что у тебя на сегодняшний вечер, Пибоди? А, жареное седло барашка! И мятное желе! Я так люблю мятное желе. Великолепный выбор!
— Ягнёнка раздобыла миссис Бейтс, — пояснила я, наблюдая, как Гарджери, явно надувшись, начал расставлять тарелки. — Знаешь, я предоставила меню на её усмотрение, Эмерсон. У меня нет времени на такие вещи. Особенно сейчас, когда к заказу дополнительно предлагают всякие разности…
— Верно, верно, — согласился Эмерсон.
— Мятное желе, сэр? — произнёс Гарджери голосом, который способен был превратить это желе в глыбу льда. Не дожидаясь ответа, он положил Эмерсону на тарелку примерно половину чайной ложки.
Как и его брат, Уолтер был склонен игнорировать условности — не потому, что он считал необходимым разделять радикальные социальные теории Эмерсона. Он попросту забывал обо всём, когда им овладевал профессиональный энтузиазм.
— Послушай, Рэдклифф! — воскликнул он. — Этот кусок папируса — просто чудо. Если бы древнеегипетский писец умел писать по-английски, то результат выглядел бы точно так, как в этом документе. Хотелось бы иметь возможность изучить его более тщательно.
— Можешь заняться им после обеда, — ответила я. — По странному стечению обстоятельств и в спешке при отбытии лорд Блэктауэр забыл взять его с собой. Или это совпадение, Эмерсон?
— Ты, как и я, прекрасно знаешь, что он умышленно поступил так, — прорычал Эмерсон. — Pas devant les domestiques[22], Пибоди — сама вечно мне это твердишь!
— Ерунда, — любезно ответила я. — Рамзес, вероятно, уже обо всём сообщил Розе. Я хорошо знаю тебя, мой дорогой Эмерсон; твоё лицо для меня — открытая книга. Эти бессмысленные каракули на обратной стороне листа из блокнота для тебя вполне имели смысл. Уж я-то знаю. И его светлость — тоже. Ну что, доверишься нам, или придётся использовать закулисные средства, чтобы узнать правду?