Анна Варенберг
Последний владыка
Часть первая
Катакомбы Корита
По мотивам повести Ли Брекетт «Последний Шеннеч»
В пещерах Меркурия было темно, жарко; гулкую тишину нарушали только тяжелые шаги Тревера.
Он уже давно блуждал по этому лабиринту, где до него еще не бывал ни один человек, не по своей вине и не по собственному желанию приближаясь к смерти. Казалось отвратительным расстаться с жизнью здесь, в давящем мраке, под чужими, высокими, как Эверест, горами. Там, в долине, голод и жажда тоже привели бы его к такому концу, но, по крайней мере, он умер бы на открытом месте, а не как крыса в канализации.
Впрочем, какая разница, где умереть? Долина, чей пейзаж своей безысходностью напоминал ад, уже давно ничего не давала человеку, кроме… надежды найти солнечные камни. Солнечных камней он не нашел. Как, впрочем, и своего корабля, на который землетрясение обрушило часть горного склона, оставив Тревера с карманным фонариком, горстью пищевых таблеток и фляжкой воды.
Сумеречный Пояс Меркурия, как пчелиными сотами, изрезан тысячью скалистых карманов. Путей через горы здесь нет — зубчатые пики поднимаются в безвоздушное пространство. Тревер знал, что между ним и открытыми равнинами лежит только один карман. Если он сумеет добраться до этого кармана и пересечь его, то…
Но теперь он понял, что не дойдет. Вес шахтерских сапог стал непомерным; он снял их и пошел босиком по грубому камню. У него остался только фонарик. Когда его свет погаснет, с ним исчезнет и последняя надежда.
…Это произошло довольно скоро. Тревер постоял, слушая биение крови в ушах. Затем выкинул фонарик и пошел вперед, борясь со страхом, который был сильнее, чем слабость, овладевшая его телом. Дважды он натыкался на изгиб стены и падал, но снова вставал. В третий раз Тревер не смог подняться и пополз на коленях. Проход становился все меньше, плотнее смыкался вокруг него. Время от времени он терял сознание и невероятно болезненно приходил в себя, возвращаясь к жаре и молчанию обступившего со всех сторон камня.
После очередного периода забвения он услышал тупой ровный гул; вибрация камня постепенно нарастала. Проход, сузившийся до трещины, едва достаточной, чтобы проползти в нее на животе, наполнялся паром. Тревер боялся ползти вперед, но другого пути не было.
Вдруг его руки оказались в пустоте.
Каменный пол, видимо, разъела эрозия; он подался под весом человека и сбросил его головой вперед в грохочущий поток воды, что несся в великой спешке куда‑то в темноту. После этого Тревер мало что помнил. Обжигающе горячая вода, борьба за то, чтобы держать голову как можно выше, и еще — страшная скорость подземной реки.
Несколько раз тело его ударялось о скалы и однажды целую вечность пришлось сдерживать дыхание, пока поток не поднял его снова. Он смутно сознавал свое скользящее падение. Затем стало много холоднее. Тревер отчаянно боролся за жизнь, повинуясь скорее древнему как мир инстинкту самосохранения, нежели разуму, пока его руки и колени не зацепили крепкое дно. Вода исчезла. Он попытался встать, но безуспешно.
Настала ночь — а с ней жестокая гроза и дождь. Тревер не знал этого: он спал, а когда проснулся, заря зажгла высокие утесы белым светом.
Кто‑то кричал над его головой. Тревер приподнялся на локте и бросил рассеянный взгляд по сторонам. Бледно — серая песчаная отмель. Почти у самых ног — тень серо — зеленого озера, наполнявшего каменный бассейн около полумили шириной. Слева — подземная река разливалась вширь, покрытая хлопьями пены. Справа — вода, достигнув края бассейна, стекала вниз, чтобы снова стать рекой. Позади Тревера, насколько него можно было видеть, широкую долину покрывала пышная зеленая растительность.
Вода была чистая, воздух наполнен торжествующе — живыми ароматами, и до Тревера наконец дошло, что он все‑таки сумел пробиться. Он еще поживет! Да, черт возьми, его не так‑то просто заставить сдаться! Забыв об усталости, он вскочил, и тот, кто шипел и верещал над ним, бросился вниз, едва не оцарапав острыми зубцами кожистых крыльев. Тревер вскрикнул, а создание взлетело по спирали и снова понеслось вниз.
Летающий ящер, агатово — черный с шафрановым брюшком. Когда он проносился мимо, его взгляду открылось нечто, разбудившее неприятный холодный ручеек страха, потекший по спине.
На шее ящера ярко блестел золотой ошейник, а среди чешуек на голове — солнечный камень!
Тревер так долго грезил о солнечных камнях, что не мог обознаться. Кто и зачем вставил столь бесценную вещь в череп летающего ящера? Больше всего его мучило — зачем? Отнюдь не украшение, а редкий радиоактивный кристалл с периодом полураспада на треть больше, чем у радия, используемый исключительно для самых чувствительных приборов.