— Прежде чем ты с ним встретишься, — сказала она, — тебе нужно кое‑что узнать. Изменился не только ты, но и он тоже, хотя и не так — иначе. Фрэнк больше не тот, каким ты его себе представляешь. Я не имею права сказать больше, потому что обещала Чеону молчать.
— Знаешь, сейчас не самый удачный момент, чтобы говорить загадками, — Тревер покачал головой. — Я не собираюсь ломать голову, разгадывая их. Ты что, не понимаешь? Он руками созданных им тварей превратил и меня черт знает во что! И к твоему сведению, меня это обстоятельство совершенно не радует! Он сам — оборотень, каких поискать, я много лет во всем доверял ему, а в результате оказалось, что вместе с ним привел к гибели твой народ. Если тебе этого мало, мало всего, что ты прекрасно видела своими глазами, конечно, можешь продолжать защищать его и дальше, вот только меня твое вмешательство не остановит, так что прекрати вести себя как одержимая! Отойди в сторону и дай мне пройти, чтобы я мог окончательно с ним разобраться!..
— Нет, пока ты меня не выслушаешь…
— Иди к черту.
Тревер мгновенно оказался рядом с Одо, готовый просто отшвырнуть ее как досадную и совершенно нелепую преграду. Он вдруг перестал себя контролировать и словно не понимал, кто перед ним, и не видел ничего, кроме багровой пелены, застилавшей глаза.
— Одо, назад! Тревер, опомнись… — он услышал оба эти возгласа, как во сне. А потом кто‑то всей тяжестью навалился на него, полностью лишая возможности двигаться. И время исчезло. Ничего, кроме каких‑то все более смутных образов, чувства бессильной ярости и дикого, какого он в жизни не испытывал, голода, желания схватить и разорвать на куски любое живое существо, которое окажется в зоне досягаемости, и еще — вырваться и бежать, чтобы соединиться с целым, частью которого он себя ощущал. Иногда он слышал какие‑то слова, но не понимал их смысла, они распадались на отдельные, ничего не значащие звуки, ужасную какофонию. Видел какие‑то лица, но не узнавал их. Они не вызывали у него никаких иных эмоций, кроме желания дотянуться до них и уничтожить. Это позволило бы притупить голод. Но его руки не были свободны, и Тревер — вернее, то, что когда‑то было Тревером — ничего не могло сделать, приходя в еще более беспросветное отчаяние.
О том, что происходило вокруг, он, естественно, не имел никакого понятия. Ни через день, ни спустя еще несколько в Олабаре не появилось ни одного человека из других зон Меркурия, зато к границам Чаши стягивались новые и новые экстремальные отряды. С Земли, из Межгалактического Центра Координации, сообщили о том, что, по последним данным, зона дельта — си стала очагом новой неведомой эпидемии, возникшей в результате активизации некоего «местного» вируса, опасного для представителей любых других рас, кроме дайонов, и способного привести к настоящей пандемии — а это будет катастрофой для гуманоидов. Чтобы как‑то успокоить людей, говорили, будто возникшая проблема активно решается ведущими специалистами — генетиками, эпидемиологами и так далее, на самом же деле, на Земле все больше склонялись к мысли о том, чтобы попросту целиком уничтожить зараженный район, тогда проблема будет решена кардинально. Главное, при любом ином раскладе не удастся удержать в тайне тот факт, что вирус возник не сам по себе, а был создан искусственно, причем по заданию совершенно конкретных людей, слишком влиятельных, чтобы допустить собственное разоблачение, и достаточно могущественных, чтобы стереть все следы своего преступления. Даже когда связь между Олабаром и другими зонами Меркурия была вновь восстановлена, все сообщения, поступающие оттуда, перехватывались и тщательно фильтровались, «работая» на поспешно фабрикуемую ложь.
…Внутри обреченного города творилось нечто невообразимое. Существа, которых Тревер называл «термитами», небольшими, но идеально взаимодействующими группами рыскали повсюду, как голодные крысы, в поисках пищи… и тех, кто еще не стал такими же, как они сами. Дайоны поспешно покидали Олабар. К ним возвратились, казалось бы, навсегда и безнадежно утраченные способности слышать и ощущать друг друга на расстоянии, посылать, в случае необходимости, сигнал опасности. Таким образом, никакая иная, искусственная, связь им была уже не нужна, и это давало шанс спастись.
…Джун удалось добраться до самой границы Чаши. Увы, дальше путь ей был заказан. Слишком хорошо организованными оказались кордоны на дорогах и слежение с воздуха. Однако Джун вовсе не собиралась сдаваться, чувствуя, что обязана выполнить поручение Идис — золотая змейка — браслет жгла ее запястье днем и ночью. Она не знала, каким образом, но не сомневалась в том, что в этой змейке заключена последняя надежда на спасение для дайонов… и для Тревера. Ведь он был сейчас совсем близко, всего в нескольких десятках миль, а она уже преодолела неизмеримо большее расстояние, чтобы встретиться с ним — так неужели теперь может существовать в мире сила, которая ее остановит?! Джун не допускала подобной мысли. Поверить в то, будто она не способна добиться успеха, значило расписаться в собственном бессилии. Похоже, повсюду и неотлучно сопровождавший ее Риго рассуждал точно так же. Джун не располагала сведениями о том, какие у него причины так рваться в Олабар — Риго не отличался красноречием и редко раскрывал рот, и вообще, Джун никак не могла преодолеть сильнейшую антипатию, которую испытывала к этому беспредельно уродливому созданию. Дело тут было даже не во внешнем облике, а в той темной сущности, которую девушка постоянно ощущала в нем. Но в данный момент ей приходилось признавать, что этот человек — ее союзник, и без его участия у нее едва ли получится добиться своего. Она была совершенно права. Хоть и полукровка, но Риго обладал теми же способностями к телепатии, что и другие дайоны, а будучи к тому же существом коварным и хитрым, как змея, предложил довольно оригинальный план действий.