—Отвечай, что поиски ведутся. Достигли разлома и перебрались на другую сторону. Идём верно, так как обнаружили короткий участок лыжни саней Павла. Квадрат обозначен, начинаем пеший маршрут. Точнее, пеший будет после того, как на «буранах» достигнем торосов. Площадь обширна и, вероятно, будет попадаться много пещер. Как там новенькие, видел? Приём.
—Ещё нет. Я всё время торчу в рубке. А чего у тебя голос такой злой?
—А у тебя бы не злой был? Выехали чёрти куда, не имея ни малейшего понятия, где искать этих… —Трифон зло махнул рукой в сторону торосов. – Делать мне больше нечего, как поднимать людей из посёлка. Профессор своими чудачествами уже надоел мне. То ему лазеры какие-то мерещатся, то силовые поля… так скоро и до инопланетян доберётся. И Якут туда же. Ну, ладно, я понимаю там, Андрей. Но Павел? Он-то за каким макаром туда попёрся?
В это время к Трифону подошёл бригадир.
—Ладно, я отключаюсь. Будет что-то новое, сразу выйду на связь, так и передай на ледокол. Пусть раньше времени в Москву ничего не отправляют: ни телеграмм, ни шифровок. Не хватало нам ещё, чтобы полмира узнало о пропаже российских полярников. Скандал будет – мама не горюй. Всё. Конец связи.
Затем обернулся к бригадиру.
—Чего тебе? Заводитесь и поехали. Я еду первым – вы по двое за мной.
В небе промчались вертолёты, держа курс на торосы.
—Погоди секунду, —остановил его бригадир. – Я должен разъяснить своим людям вкратце, из-за чего Виктор Иванович поехал сюда второй раз.
—Скажи, что в первый свой приезд, его облучили какие-то неведомые лучи, и он потерял сознание.
—Может, какая-нибудь американская база секретная?
—Мы тоже так вначале думали, но он утверждает, что технология была слишком сложной, даже для американцев. Будто что-то не земное, не наше…
—Гуманоиды?
—Да я-то какого хрена знаю? – взорвался Трифон. – Я тебе что, академик? Судя по его сбивчивому рассказу, когда он попытался приблизиться к некоему порталу входа, из снега вылезла какая-то хрень, в виде стержня от шариковой ручки, только больше, разумеется, и, обдав его лучами, парализовала. Очнулся он, на его удивление, в том же месте, откуда, только издалека видел торосы. Ну, примерно, где сейчас находимся мы. Усёк? То есть, он как бы и не ездил туда, в эту глубь ледников.
—А следы?
—Следов не было.
—Время?
—Часы показывали ровно столько, сколько при отправлении.
—То есть?
—То есть, пять часов провала во времени и памяти.
—И поэтому он не захотел оповещать об этом инциденте ледокол?
—Да. Боялся, что его провалы в памяти наведут на некие размышления со стороны начальства РАЭ. Посчитают его далее некомпетентным, и отзовут на материк.
—Значит, и позвал он Андрея с собой, лишь для того, чтобы тот тоже смог убедиться и подтвердить аномалию. А Павел с Якутом их догнали и…
—И попали в буран. Вера последний раз выходила на связь с Андреем, а затем и с Павлом. Тот сказал, что уже видит снегоходы обоих. Выходит, они встретились, и тут же начался буран небывалой силы. Дальше ты знаешь. Связь пропала, и теперь от них ни слуху, ни духу. Всё? Иди быстро перескажи своим, и отправляемся. Вертолёты уже патрулируют район, а нам туда ещё добираться. Все пообедали?
Бригадир кивнул и поспешил к полярникам. Те ждали на заведённых снегоходах, и готовы были тут же выдвинуться в путь. Погода позволяла.
Далеко впереди маячили нагромождения торосов, и в бинокль можно было разглядеть две кружащиеся винтокрылые машины. Сведений о пропавших, от пилотов пока не поступало.
Трифон влез на сиденье, газанул и, выдав в атмосферу клубы дыма, рванул «буран» вперёд.
Следом, вереницей потянулись и остальные снегоходы с прицепами, в которых лежали ломы, лопаты и носилки. Предположения у полярников были самые худшие.
№ 6.
В это самое время, в радиорубке станции «Мирный», радист Григорий вызывал атомоход «Академик Фёдоров». Переговорив и передав главе РАЭ всё, что узнал от Трифона, он снял наушники и переключил радиоприёмник в режим «приёма-записи», предварительно отметив в журнале время радиооэфира. Ничего нового с ледокола не передали, но, похоже, там назревала весьма нешуточная паника. Вопросы: «Где? Когда? Зачем ушли? Что хотели обнаружить?» и другие в том же духе, сыпались на радиста, будто он один знал всю подоплеку исчезновения профессорской группы.
Что он мог им ответить? Что начальник станции после первого одиночного похода изменился? Стал рассеянным, более замкнутым в себе, иногда забывал простейшие вещи, вплоть до того, что не чистил по утрам зубы и не мог самостоятельно приготовить себе чашку кофе? Подолгу не выходил из комнаты и отвечал невпопад, постоянно думая о чём-то своём? Впрочем, это длилось недолго. Уже через две недели Виктор Иванович обрёл прежнюю уверенность, стал самим собой и искренне удивлялся, когда ему напоминали о двух прошедших неделях, проведённых им, будто в забытье. «Это был я? – спрашивал он. – Вы ничего не путаете?». Очевидно, после этого непонятного случая с самим собой, он и решил привлечь Андрея, взяв того к загадочным торосам. А Павел с Якутом появились позже: что их туда понесло, Гриша и пытался сейчас себе объяснить. Но на ледокол, разумеется, он эти мысли не передал. По разговору с главой Российской Антарктической Экспедиции он и так понял, что там рвут и мечут, не вполне понимая решение начальника станции удалиться во льды, да ещё и накануне бурана.