—Криогенная заморозка, Паша.
—Похоже на то. Жидкий азот. Температура минус сто девяносто шесть градусов по Цельсию. При такой низкой температуре человеческий мозг и прочие клетки организма не подвергаются разложению, а тело сохраняет своё функциональное состояние.
—Чтобы потом продолжить существование, —добавил начальник.
—Неужели немцы в сороковых годах добрались и до крионики? Пятьдесят лет назад наука и слова-то такого не знала.
—А чему тут удивляться, после всего, что мы здесь видели? Давай позовём Андрея, я ему кое-что расскажу о глицерине.
Услышав оклик Павла, Андрей взял Сына полка за крыло и подошёл к коллегам.
—Андрюш, ты там разобрался с переводами?
—Немного есть сдвиги. Завтра с помощью Павлика попытаемся выйти на связь – сегодня у меня уже голова раскалывается от этой немецкой готики – так и пляшут перед глазами заумные технические термины. Ещё немного придётся покорпеть, но не сегодня. И коленка опять разболелась.
—Паша без тебя не сможет там разобраться?
—Чисто технически сможет. Но нужны переводы шкалы настроек, длины волн. Переночуем, и утром с новыми силами займёмся сообща, чтобы сразу настроится и на ледокол и на «Мирный».
—Хорошо. Отдохни пока. Чуть погодя, перед сном осмотрим коленку, а сейчас послушай, тебе будет полезно. Потом расскажешь Ване, когда вернётся – если он, конечно, захочет тебя слушать с набитым ртом.
Андрей кивнул и уселся в кресло рядом с монитором. Пингвин тут же пролез между ножек и устроился брюхом на полу.
—Глицерин был известен ещё в Древнем Египте, —начал профессор. – Как видишь здесь на экране дисплея, немцы заморозили тела своих самых нужных людей, чтобы затем, через бездну времён вернуть их к жизни. Вспомни мумии фараонов —это, так сказать, был прообраз криогенной заморозки, разумеется, без льда и низкой температуры: древние египтяне просто не могли знать о таком понятии как минус сто девяносто шесть градусов по Цельсию. Но при мумифицировании, египетские жрецы не могли сохранять мозг, так как он быстро разлагался при зное пустынь в Долине Царей. Они его попросту вынимали и скармливали собакам. А вот учёные Гитлера вплотную подошли к разработке столь низкой температуры, при которой мозг сохраняет все свои качества вплоть до последнего нейрона – а их в полушариях несколько сот триллионов! Здесь, в зале анабиоза, вероятно, находятся в стадии заморозки десятки физиков, биологов, астрономов, инженеров, математиков, конструкторов и прочих полезных в будущем специалистов. Именно в том возрасте, когда человек может творить, создавать, изобретать. А вот те ряды, видишь? – он показал пальцем на экран, —там видны сплошные тела молодых девушек и парней. – Начальник улыбнулся. – Это, скорее всего будущий генофонд арийской расы, нового поколения Новой Швабии, как окрестил эту территорию Гитлер. И весь цвет науки и молодости сейчас плавает в этих капсулах в жидком, но замороженном глицерине, —пошутив, закончил начальник станции.
…Они ещё несколько минут обсуждали увиденное на мониторах, когда Андрей, внезапно что-то вспомнив, слегка хлопнул себя по лбу. Сын полка встрепенулся и высунул клюв из-под кресла.
—Я ещё кое-что заметил.
—Говори.
—Не знаю как Павел, а мне уж больно отчётливо показалось, что вся аппаратура в идеальном состоянии, рабочая, и будто новая.
—Поясни.
—Как будто только вчера включили. Трансформатор питания находится где-то снаружи, возможно тот, где нас накрыло парализующими волнами. Значит, его кто-то должен был включить и настроить на передатчики узла управления. Но кто?
—Я тоже заметил, —отозвался Павел. – Здесь, очевидно кто-то следит за рабочим состоянием аппаратуры, и сдаётся мне, этот кто-то совсем недавно пользовался… наушниками.
—Насколько недавно? – тут же стал серьёзным профессор, беря ситуацию под свой контроль.
—Не знаю. – Павел переглянулся с Андреем, но тот только развёл руками, давая понять, что это, в общем-то, не в его компетенции: он здесь младший – есть головы и помудрее его.
—Откуда такая уверенность, Паша?
—Интуиция, Виктор Иванович. Банальная интуиция, чтоб её… —он почесал затылок и беспомощно взглянул на пингвина, словно ожидая, что тот ему поможет.