Кое-как найдя друг друга по едва различимым крикам, Трифон и бригадир присели, обнявшись под торосом загадочной горы, внутри которой, как они полагали, находится какой-то ангар. А там, собственно говоря, и профессор с группой. Другого не дано. Просто, больше негде было искать – круг замкнулся. Рации не работали, вертолёты улетели раньше, при первых признаков надвигающегося катаклизма. Теперь они были одни, оторванные от всего внешнего мира, так же, как и сама группа пропавших геологов. Из спасателей они сами превратились в пострадавших.
—Где остальные? – прокричал Трифон, с натугой перекрикивая вой урагана.
—Не знаю! Я начал приходить в себя, услышал тебя и ответил. Тело всё разваливается, болит, ничего не помню, что случилось. А тут этот шквал лавины в лицо! Мы где вообще?
—А хрен его знает! – Трифон кричал бригадиру прямо в ухо, натягивая сносивший ветром капюшон.
—Мы же шли по флажкам назад. Помнишь?
—Это помню.
—А потом?
—А потом не помню.
—Так мы нашли профессора или нет?
—Не знаю. У меня в голове стая птеродактилей летает – мозг клюют до невыносимой боли. Какие-то трубки, шланги мельтешат… —Трифон закашлялся от набивавшегося в рот снега с каждым порывом бурана. – Вот! Вспомнил!
—Что?
—Побриться я хочу, вот что.
—Сейчас???
—Да.
Бригадир ещё ближе придвинулся к начальнику спасательной команды и прямо в лицо повторил:
—Сейчас? Это единственное твоё желание в эту минуту?
Особенно сильный порыв ветра саданул обоих полярников в лицо миллионами острых льдинок и, закрывая рот, нос, глаза, Трифон повалился кулем в снег, увлекая за собой своего коллегу. Отплёвываясь, он прохрипел:
—Мне приснилась вчера бритва. Трофейная, немецкая. Вот я и вспомнил.
—А где тебе вчера это приснилось?
—Как где? В вездеходах у каньона. Где мы все ночевали…
Шквал ветра заглушил его ответ, будто скрывая в себе настоящую реальность.
Ком лавины, скатившийся с ледяной горы, накрыл их с головой и подмял под себя своей колоссальной массой.
Через минуту всё стихло.
№ 4.
Их нашли ближе к ночи, спустя два с половиной часа после того как стих буран. Их двоих и ещё шестерых, лежащих вповалку и скорчившись от холода под снегом. Помогли флажки и торчащая вверх из сугроба окоченевшая рука Трифона, не забывшего в последнюю минуту о правилах спасения под лавинами.
Начальник спасателей с бригадиром сидели в обнимку под пластом нанесённого снега и, казалось, спали. На самом деле они находились в состоянии похожим на кому, почти на девяносто процентов замёрзшие и утерявшие все жизненные функции организма. Дыхания почти не ощущалось, была только едва заметная ниточка пульса, но и она прерывалась через равномерные промежутки времени, словно организм и сам не знал, оставаться ему на этом свете или покинуть его навсегда.
Нашли их водители вездеходов, не дождавшись условленного возвращения и, следовательно, решившие, что в такой буран может пропасть и товарный поезд, окажись он здесь в ту минуту. Немаловажным оказалось и то, что рация Трифона кратковременно послала сигнал ровно в 22:00, именно в тот момент, когда все спасатели уже окоченели и превратились в сплошные замёрзшие сгустки плоти, а сам Трифон сидел застывший с вытянутой вверх рукой. Трансивер каким-то непонятным образом «ожил» на несколько секунд, послал кратковременный сигнал, и так же благополучно отключился, дав тем самым спасателям на вездеходах его запеленговать. Плюс флажки и торчащая из сугроба окоченевшая рука Трифона. Вот, собственно и всё. Спасательная экспедиция закончилась весьма трагично, так и не обнаружив пропавших ранее геологов. Мало того, состояние Трифона и его группы подразумевало немедленную эвакуацию и, связавшись со станцией “Мирный», вездеходы в срочном порядке, ночью, двинулись назад к посёлку.
Григорий связался с ледоколом и, объяснив ситуацию, получил разрешение эвакуировать самолётом всю группу на «Академик Фёдоров». Состояние спасателей было очень плохое, и пока их везли на станцию, кто как мог, помогал им поддерживать жизнь.
Их укрыли одеялами, наложили чистые повязки на повреждённые места.
—Будут жить! – проговорил водитель вездехода, заезжая в ворота станции.