Гриша обнял поникшую девушку, у которой из глаз выкатилась слезинка.
—Странно всё это, вот что я скажу. Запись на магнитофонной ленте отсутствует, фотографии засвечены, двери во льдах присутствуют, но о них нет никаких подтверждений. – Он потёр виски и, сморщившись, решил слегка пошутить: —Знаешь такую поговорку? «Если лошадь битый час доказывает тебе, что ты идиот, —значит, так оно и есть». Вот я сейчас чувствую себя как раз напротив лошади. Не смейся.
Гриша, в который уже раз почесал затылок. Как назло, в голову не приходило ни одной порядочной мысли, способной развеять все его сомнения.
—В посёлке спрашивают по рации, что делать дальше: мол, раз профессора, Павла и Трифона нет, то теперь я старший за всех. А что я им могу ответить? Собрать новую бригаду спасения? После того, как Трифон со своими коллегами едва не остался навсегда в вековых льдах? Или рассказать им о дверях с магистралью, которых нет на фотографиях? На ледоколе тоже теперь, вероятно не особо «чешутся» —группу Трифона спасли, и ладно. Что ж теперь поделаешь – шесть дней на морозе – о профессоре можно и забыть. Списать на трагедию всей Антарктиды. Ни они первые, ни они последние: сколько уже Антарктида погубила таких вот любопытных… —Гриша выругался и едва не плюнул себе под ноги.
—Может, спросим у вертолётчиков? – робко предложила Анюта. – Они-то наверняка слышали ваши переговоры с Трифоном по рации.
—Они-то как раз и не знают. Мы с Трифоном уговорились, что наши разговоры не будут фиксироваться ни вертолётчиками, ни ледоколом. Во время их блужданий во льдах, мы перешли с ним на запасную частоту, и кроме неё, мы были не доступны на других волнах эфира.
—Тогда… —Анюта осеклась, всхлипнув. – Что же делать?
—Вот тут я снова чувствую себя напротив лошади. Не знаю, козочка моя. Не-зна-ю…
Григорий присел на стул и, открыв судочек, принялся искать среди гречневой каши котлету, едва ковыряя вилкой без всякого аппетита.
Анюта стояла за спиной и смотрела на настенные часы.
…Часы показывали двенадцать часов полудня, и в это время должны были проснуться те, кто остались на Базе-211 вместе с Георгом.
№ 12.
Они поспали семь часов, и этого, собственно говоря, хватило им, чтобы выглядеть свежими и оптимистичными. Якут сразу же полез в рюкзак отчего-то проверить свои запасы продовольствия, не слишком доверяя здешней «охране», Павел заправлял постель, а Виктор Иванович принялся за осмотр коленки Андрея, которая, благодаря мази, выданной им Георгом, стала приобретать вполне сносный вид. Андрей даже попытался попрыгать на больной ноге, что ему удалось к всеобщей радости – хромота пошла на убыль. Когда Георг их будил, начальник станции поинтересовался, где можно принять душ, и, получив указания, направился с полотенцем в ванные комнаты.
Со времени пребывания в подземелье, друзья первый раз поспали в настоящих постелях. За пять дней, проведённых на Базе-211, благодаря Георгу они, наконец, вкусили все прелести немецкого сервиса: вначале еду, которую принёс Якут, затем тихий и уютный сон и, наконец, благоухающий завтрак. Пока они спали, Георг приготовил вполне приличный омлет из яичного порошка с поджаренными сардельками в томате. Завтрак удался на славу, и Георг, после чашки кофе предложил всем выйти наружу, к тому месту, где был захоронен Пауль. Друзья не были на поверхности с того момента, как их поглотил буран, и поэтому восприняли предложение хозяина базы с большим воодушевлением.
Пройдя какими-то хитрыми и тайными тоннелями к выходу на поверхность, полярники вскоре оказались среди льдов в том самом месте, откуда Виктор Иванович впервые увидел признаки постороннего присутствия и где его атаковали парализующие лучи, отбросив на некоторое расстояние от объекта. Больше всех радовался Сын полка, тут же бросившись на брюхо и помчавшись с горки в снежную яму. Врезавшись клювом в ледяную горку, он восторженно «крякнул», перекатился на спину и повторил трюк уже в новом положении.
Могилу едва можно было заметить среди высившихся торосов, и если бы не Георг, вряд ли кто из путешественников заметил здесь во льдах некое творение человеческих рук, пусть даже и весьма трагичное по своей сути. Как выяснилось, это был обычный деревянный крест, занесённый снегом и украшавший собою небольшой сугроб в расщелине двух похожих между собой льдин. На кресте была прибита едва заметная табличка, на которой рукой Георга в своё время были выведены слова: «Пауль Бромер. Мой друг. Рейх-Атлантида: 1920 – 1989гг. Покойся с миром». Разумеется, надпись была на немецком языке, но тут перевода и не требовалось – всё было ясно по смыслу.