Голоса раздавались справа, слева, отовсюду. Антоний вслушался в смысл произносимых фраз.
— … Господа, это истинный потомок Властелинов. Посмотрите на него: вьющиеся волосы, синие глаза, овал лица…
— Да, господа, это наша копия! — подтвердил второй голос. Но его тут же прервал третий — резкий, повелительный:
— Только не забывайте, его отец — чужак, а мать — отступница!
Антоний тяжело дышал, дрожание ног сделалось таким сильным, что он едва не упал, сжимающая пистолет рука безвольно опустилась. РАЗГОВАРИВАЛИ НЕ ЛЮДИ, А ИЗОБРАЖЕНИЯ НА ПОРТРЕТАХ.
Оглушенный ужасом, он на некоторое время потерял способность что-либо соображать и понимать. Голоса продолжали бубнить, спорить, хрипеть, но Антоний слышал один монотонный гул.
И тут новый, знакомый до боли голос вывел его из оцепенения. Мама!
— Не слушай их, сынок, — умоляла мать. — И никогда не верь им.
Вокруг началось невообразимое. Все, спорившие между собой, разом накинулись на нее и, позабыв о величии рода, перешли на обычный базарный крик:
— Она не только отступница, но и тварь!
— Все началось с нее!
— Сука! Сука!
Мать пыталась еще что-то сказать сыну, однако ее заглушали рвущиеся, как снаряды, вопли Властелинов.
— …Никогда не трогай черную башню!
— …Не трогай! Не трогай!
— …Только золото правило и правит миром!
— …Если ты богат, тебе подвластно все!
— …За деньги продаются женщины, политики, вожди!
— …И ты будешь сказочно богат!
— …Не верь им! — прорывался слабый голос матери, однако «грохот снарядов» сделался оглушительным.
— …Гадина! Ты промотала богатство нашего рода!
— …Ты виновата!
— …Ты! Ты! Ты!
Казалось, еще немного, и взбесившиеся предки разнесут свои золоченые рамы. Среди вселенского шабаша о всесилии золота явственно слышалось:
— Тебе поможет Черный Монах!
Невозможно было сказать, кто первым произнес это имя. Да и важно ли, кто? Но разрозненные голоса сразу слились в единый хор:
— ТЕБЕ ПОМОЖЕТ ЧЕРНЫЙ МОНАХ!
Чтобы не оглохнуть, Антоний заткнул уши, а потом, не выдержав, закричал:
— Хватит!
Все мгновенно затихли. Но Антоний чувствовал, как глаза предков ловят каждое его движение. Они чего-то ждут от Антония. Ему же казалось, что еще немного, и он лишится рассудка.
Антоний поскорее покинул странный зал.
Сначала он хотел отсюда бежать, но отпугивали ночь и таинственный лес, который надо миновать по дороге. («Дождусь утра!») Потом хотел напиться и отчаянно искал бутылку. («Глупости! Вином проблему не решишь!») Что же происходит в доме?!
Он заметил, что находится перед красным кабинетом. Как говорил Малкович: символ воинской доблести князей Дубровиных. Антоний и сам не понимал, что заставило его вновь зайти сюда. Может, подсознательное ощущение того, что воины Дубровины освободят его от сумасшествия банкиров Властелинов?
Здесь царили покой и удивительное для комнаты, где собраны образцы оружия, умиротворение. Поскольку ноги едва держали Антония, он поскорее опустился за стол из красного дерева. Он тряс головой, протирал глаза, надеясь, что вот-вот и проснется… Нет, он не спит!
ТАК ЧТО ЗА ТАЙНЫ СКРЫВАЕТ ОСОБНЯК У ГОЛУБОГО ОЗЕРА?
Сейчас Антоний готов был поверить во все эти истории о призраках. По крайней мере, они не казались такими уж невероятными.
Почти механически он дернул за верхний ящик стола, тот открылся. Какие-то пожелтевшие от времени бумаги…
Чтобы хоть немного отвлечься от потрясения Антоний попробовал углубиться в чтение. Что-то связанное… с основателем рода Властелинов Граем Торредо.
Даже сюда «проникли» Властелины?
Расписки, выданные Граю, долговые обязательства… Антонию все это ни о чем не говорило. «Что вообще я знаю о Властелинах? Мне необходим максимум информации. Наверное, стоит посмотреть в Интернете. Ведь род был довольно известный».
И тут новые звуки привлекли его внимание. Это были шаги… Антоний напрягся, превратившись в комок нервов. Слух улавливал то, что никогда бы не уловил в обычное время.
Шаги легкие, похожие на кошачьи. И они приближаются! Неизвестный остановился за дверью кабинета. Антоний крепче сжал пистолет.
Тихий, вкрадчивый стук. Антоний понял, что если сейчас сломается, с ним быстро расправятся. Потерявших волю и способность к сопротивлению обычно превращают в ничто.
— Кто? — крикнул Антоний.