— Получается, — сказал эльф.
— Что? — не понял Гарав.
— Быть умным, — пояснил эльф, и Гарав рассмеялся.
— Ты, конечно, знаешь меня, — сказал мальчишка, — людей тут всего трое. А я не знаю тебя, а ведь ты из хозяев этого места. Кто же назвал меня умным?
— Я Элронд сын Эарендила, — сказал эльф.
— Мастер… — Гарав запнулся и, опустившись на колено, прижал ладонь к груди, положив другую на рукоять Садрона. — Прости, мастер!
— За что? — Эльф поднял мальчика, взяв за плечи. — За то, что ты быстро бегаешь и громко смеёшься? Но это значит, что тебе хорошо здесь — не это ли высшая похвала для хозяина? За то, что пытался умничать? Но право — у тебя это неплохо получалось… И, по чести сказать, я ведь искал тебя, Гарав Ульфойл.
— Меня, мастер Элронд? — Гарав недоверчиво посмотрел на эльфийского владыку. — Но я всего лишь оруженосец рыцаря Эйнора. Младший даже.
— И тем не менее… Послушай, — неожиданно поднял ладонь эльф.
Девичьи голоса совсем недалеко пели непонятное, но красивое:
U-hlapa hrestannar hairë,
U-ola Taniquetil orna:
Rondoryassen Vairë Vairë
Ambartaly' eserië morna.
Mi ungwë, mi rieli carinë,
Ve parmassë namar nar tehtë:
Man firuva nennen, man narinen,
Man lantuv'о maica nertë.
Nan metta — na ilyavë metta:
Li hiruv' u-hlarima yalmë,
Et antollo keluva quetta
«Si firan…» — ar queluva саlmë…
Mi Mandos encoyuva fairë,
Ar mettalë kenuva'n ambar,
Y'etekië Valië Vairë
O melkë rondoryaron rambar.
Ar loicolya kemenn' entulala
Ve kemello orte mi-yesta,
Ar ter andë yeni, u-sulala,
Caitava undumessë, esta.
…Nan… уe! О sin' ard' apa lumi
Atanion lacuva seldo,
Ar rucuva lintë talluni
i loti or noire Eldo.[7]
— Мэглор, — сказал Гарав. Он сам не знал, почему у него вырвалось это имя. Но он был уверен, что прав — и это стихи Мэглора.
— Да, это Макалаурэ Канафинвэ, — сказал Элронд спокойно. — Я его слышал. И видел. И рос при его дворе. А что знаешь о нём ты?
— Я видел и слышал его, — коротко и серьёзно ответил Гарав.
Элронд оперся ладонью на перила.
— Тогда спой мне, Гарав Ульфойл.
Мальчишка задумался. Потом вскинул голову и посмотрел эльфу в глаза — серыми в серые, дерзковатыми и чуть хмурыми — в наполненные памятью, мудростью и печалью…
Живёт создатель Миров, живёт хранитель Миров,
И заключён договор «О неизбежности слов».
Они с собою зовут, как будто в плен нас берут…
А мы живём пополам, живём не там и не тут.
А мне — идти по Мирам,
Как по колено в траве.
А мне идти — по Мирам,
Не первый, может быть, век.
Пока настала пора,
Покуда крылья хранят…
А мне идти по Мирам —
Они не гонят меня.
Строка прочитанных книг переплетает века,
Но тяжела эта нить для одного игрока.
И нас дороги ведут и в паутину манят,
Вливая в сердце и в кровь парализующий яд.
Но мне — идти по Мирам,
Как по колено в траве.
Но мне идти — по Мирам,
Не первый, может быть, век.
Пока настала пора,
Покуда крылья хранят…
Но мне идти по Мирам —
Они сильнее меня.
Живёт создатель Миров, живёт хранитель Миров,
Но им и дня не прожить без нашей веры и снов.
Пока страницы — горят, пока дороги — пусты…
И только старый мотив соединяет мосты.
И мне — идти по Мирам,
Как по колено в траве.
И мне идти — по Мирам,
Не первый, может быть, век.
Пока настала пора,
Покуда крылья хранят…
И мне идти по Мирам —
Им не прожить без меня.[8]
— Чьи это стихи? — спросил Элронд, слушавший молча и с неослабным вниманием.
— Их написала женщина из моих мест, — ответил Гарав. — А я перевёл на адунайк.
— Ты не только певец, но и поэт?
— Слишком большое слово для меня — поэт, — признался мальчишка. — А петь я раньше и вовсе не умел.
— Спой ещё что-нибудь, — как ни в чём не бывало предложил Элронд.
В Гараве шевельнулось недовольство: да у них мания просто. Встретился в лесу, где кругом гауры, с шеститысячелетним эльфом — пой, блин! Других забот нет. Встретился с Элрондом — пой снова, а как же?!
Гаравом овладело вредное ехидство. Он прокашлялся, посмотрел в потолок и запел на широко известный в далёких краях и неведомый здесь мотив:
вернуться
Не стремись в полете к дальним берегам.
Не мечтай о высоком Таникветиле:
В своих чертогах валие Вайрэ
Уже соткала твою черную судьбу.
В паутине, в искусных гирляндах,
Как в книге, записаны приговоры:
Кто умрет от воды, кто — от огня,
Кто упадет на острый наконечник копья.
Но конец — всегда конец:
Тебя найдет неслышимый зов,
Изо рта вырвется слово
«Сейчас умираю…» — и погаснет свет…
В Мандосе оживет призрак,
Что записала валие Вайрэ
На великих стенах своих чертогов.
А тело возвратится в землю,
Как из земли поднялось в начале,
И через долгие века, бездыханное,
Оно будет лежать в темноте, отдыхая.
Но — вот! По этой земле, по прошествии времени,
Ребенок из Людей будет бегать,
И резвые ступни раздавят Цветы на могиле эльфа.
(Vinyar Tengwar, № 26, ноябрь 1992.)