Выбрать главу

Наскочил на грубую глинобитную стену, на мгновение ухватился за ее шероховатую поверхность, потом ткнулся в низко висевшую вывеску какой-то лавки, опрокинул медную урну, та с грохотом покатилась по переулку. Побежал дальше по кривому переулку, который, причудливо извиваясь, становился все пустыннее и надежнее.

* * *

Совпадение смерти брата с гибелью Патрика Хайда словно было предсказано неким зловещим гороскопом. Обри ощущал, как ни с того ни с сего тяжело задвигался плохо уложенный груз. Откуда так внезапно взялся этот незакрепленный груз жалости, вины и неподдельной скорби? Морские выдры, словно пробки, маленькими точками прыгали по волнам за линией водорослей. В предвечернем освещении они казались абсолютно черными и нереальными. Под досками пола, вызывая ощущение тревоги, хлюпало море.

И что ему до нее?

Кэтрин Обри с сигаретой в руках стояла в квадрате окна. В ее натянутой позе ощутимо чувствовалось беспокойство. Он думал, что она просила посмотреть это жилище просто ради Алана или ее самой; но здесь он понял, что ее беспокоило что-то другое. Ей, видно, нужно его присутствие здесь как профессионала. Это уже было вторжением в его дела, тогда как он сам желал всего лишь сказать прощальные слова и как можно быстрее тактично отправиться восвояси! Кэтрин, как взведенная пружина, – того и гляди сорвется. О ее горе, о чувстве вины можно было судить хотя бы по тому, как она нервно мяла целлофановую обертку пачки сигарет.

Потом в памяти всплыл Малан. Его вожделения в отношении Кэтрин вызывали в Обри желание ее защитить – глупо, поскольку вполне очевидно, что между ними в прошлом была связь, которую один Малан желал оживить. Южноафриканец сбивал Обри с толку. У Малана были капиталы в "Шапиро электрикс". Этим летом Малан и Кэтрин встречались в Париже на авиасалоне. Не то! Подумай о нем объективно, внушал он себе. Компания Шапиро была в коротком списке Годвина. Он видел его, когда летел сюда. Малан непонятно почему боялся профессии Обри.

Обри обдумывал проблему в напряженной тишине, вызванной настроением женщины. На пианино, ноты, висевший на стене саксофон падал свет. Он, прищурившись, посмотрел на жемчужные переливы света за окном, на еле видных в легкой дымке морских выдр. Кэтрин тенью маячила в углу комнаты. Странно, жилище Алана с самого начала привлекло его человеческой теплотой; большинство мест, где жил он сам, не вызывали в нем такого ощущения. Ощущение удовлетворения жизнью подчеркивали шутливые надписи на стене. Алан был здесь счастлив, доволен. Кеннет смутно завидовал умершему брату.

Кэтрин тихо, напряженно произнесла:

– Мне нужна ваша помощь... совет.

– Да? – встревоженно откликнулся он.

Она, скрестив руки на груди, одной рукой поддерживая локоть другой, театрально выпустила струю дыма. У нее блестели глаза, но он не мог разобрать, слезы ли это.

– Так в чем дело? – вынужденно добавил он. – Чем я могу помочь? – продолжал он более уверенным, мягким тоном.

– Это касается друга... – Он внутренне сжался. Неужели какой-нибудь глупый треугольник между Маланом, ею и еще одним? Господи, неужели придется играть доброго дядюшку этой незнакомой племянницы?

– Да? – он жестом предложил ей сесть, по она отрицательно покачала головой. Обри устало опустился на стул.

Молчание, потом ручеек слов, постепенно превратившийся в поток.

– Он пропал... его зовут Джон, я с ним живу... уже много месяцев, – словно далекое, прерываемое помехами радио. – Эта его навязчивая идея, что бы там ни было, но я ее не понимала! Где-то на севере штата... какая-то катастрофа... когда у Алана... когда у Алана была остановка сердца... он мне позвонил... – Она отсутствующим взглядом смотрела поверх переливающихся на воде бликов в сторону неразличимого горизонта. Лицо блестело от слез. – Скрывался... уходя от погони... я не могла ему помочь. Он бранился, но не могла же я оставить Алана, правда? Когда он умирал. Он бы остался совсем один. – Не обращая внимания на слезы в голосе и те, что катились по щекам, она с усилием продолжала: – Теперь я не могу его отыскать, он не появляется. В тот вечер я с ним разговаривала, но не могла же я оставить!.. Тогда он... больше не позвонил. Не знаю, что с ним произошло, но я страшно боюсь за пего. Очень боюсь, правда, чувствую, что ему грозит опасность.

– А на самом деле?

Казалось, она испугалась, вспомнив о присутствии Обри.

– Он так говорил.

– Что он там делал?

Она сжала ладонями виски, словно усилие вспомнить причиняло боль. В солнечном свете тонким слоем висел дым сигареты.

– Он... весной там разбился самолет. Он постоянно говорил, что расследование велось только для отвода глаз, что там кроется другое.

– Почему он этим интересовался?

– Он... он работает в ФАУ, Федеральном авиационном...

– Ясно. И он считал, что произошло что-то такое...

– Преступление. Он так говорил.

– Что еще он говорил?

Снова сжатые ладонями виски. Темные волосы и белая кожа. Потом:

– Он говорил... он знал, как они это устроили, что произошло на самом деле. Да, так.

– И ты считаешь, что ему грозила опасность.

Она лишь кивнула. Обри оттянул пальцами нижнюю губу. Царившее в комнате напряжение рассеялось. Кэтрин, видно, почувствовала облегчение. А что касается его... Это может оказаться либо серьезным, либо пустячным. Можно было неофициально навести справки в Лэнгли. Заниматься этим всерьез, выходя за рамки личной просьбы, было бы сложным делом. Потерявшая душевное равновесие, испытывающая чувство вины молодая женщина поссорилась с любовником и, возможно, собирается вернуться к другому мужчине. Свет за окном стал более прозрачным. По холмам, как яркие пуговицы, рассыпались домики, в гавани на волнах прилива ныряли и покачивались мачты. В плавучем домике в глаза бросались свидетельства беззаботного существования, беспорядочной, неорганизованной жизни. Потрясающе богемная обстановка, подумал он с неприязнью. И в то же время атмосфера удовлетворенных желаний и довольства. Брат был счастлив, хотя, возможно, и не очень обязателен по отношению к другим.

Что делать с Кэтрин?

Он спросил:

– Когда вы с ним говорили в последний раз?

– В тот вечер, когда я ездила в больницу.

– И ты не слыхала о каком-нибудь... несчастном случае? Тебя нашли бы, знали бы, кому сообщить? – Она утвердительно кивнула. – Тогда, возможно... – вздохнул он. – Эта озабоченность в связи с воздушной катастрофой... Как он ее воспринимал?

– Он становился словно бешеный. Я же говорю, он был одержим ею. Она постоянно жалила его, словно пчела.

– Интересно, почему?

– Да потому... А еще воздушная катастрофа в России. В которой погибла жена Никитина.

– Он считал, что между ними есть связь? – не веря ушам, спросил Обри. Женщина пожала плечами, не зная, что сказать. – Сомневаюсь... действительно навязчивая идея, – заметил он. Потом мягко добавил: – Я пощупаю кое-где, в своих кругах, среди здешних друзей. – Он поднялся. – Уверен, в этом деле нет ничего такого, что бы его могло так волновать. Думаю, не больше, чем... – Он запнулся, увидев полное отчаяния беззащитное выражение на изможденном бледном лице. – Пойдем? – спросил он тихо, и она немедленно кивнула.

Он довел ее до двери, бросил последний взгляд на комнату, на небогатые пожитки, свидетельствующие о необеспеченной жизни брата. Алан жил в основном на гонорары с десятка устаревших мелодий, когда-то несколько раз удачно записанных джазовыми знаменитостями. Ненадежное существование, но и завидное.

Его уступчивость помешала внести ясность. Что за воздушная катастрофа в Северной Калифорнии? Действительно ли есть связь с гибелью Никитиной? Нет, такого не может быть.

Царившая в комнате атмосфера удовлетворенности, состоявшейся жизни настойчиво убеждала, что в своей жизни он многое упустил. Навязчивая идея любовника Кэтрин казалась ему глупой и смехотворной.

Однако, чтобы успокоить ее, он потихоньку наведет несколько справок. Исполнит семейный долг...

4

Экзистенциализм

Судя по землистой дряхлой коже, лавочнику было немало лет, но он уверенно передвигал на костылях свое тощее тело. Пустая левая штанина. Могучие мускулистые руки. Хайд следил за ним слипающимися глазами, стараясь, словно за тонкой занавеской, спрятать лицо за паром, поднимающимся от миски с горячей остро приправленной едой. На стене все еще задрапированные черным фотографии сына хозяина, погибшего три года назад в Панджшере во время химической атаки. Молодая вдова сына, подобающим образом закутанная в черные одежды, сжалась комочком в одном из углов на земляном полу, мешая кочергой в огне, от которого к дыре в низком потолке поднимались клубы дыма, словно сигналя вырвавшимся на волю дикарям Харрела. Никакие нормы и правила, установленные ЦРУ, не были для них законом. Это они убили Ирину Никитину. Хотели ли они, чтобы Таджикистан закипел, как молоко на плите, чтобы снова началась война? Желали ли они того же, чего хотели кабульские фундаменталисты – перенести джихад, священную войну, на север, в мусульманские республики Советского Союза? Ради Бога, зачем? Они же не смогут поладить с муллами и моджахедами, сформировавшими афганское правительство.