Плут отложил затупившуюся ветку свинцового дерева. Он сидел скрестив ноги на высокой ветке колыбельного дерева. Походная печка жарко пылала; влажный воздух был тих и спокоен, даже гамак не раскачивался из-за полного безветрия. Светила луна, озаряя заострившееся, озабоченное лицо мальчика. Ежеобраз напомнил Плуту о товарище.
— Где ты, Стоб? — прошептал он. — Всё ли с тобой в порядке? Нашёл ли ты медные деревья? Начал ли уже работать над диссертацией? Или. — Слова замерли у него на языке. Чувства захлестнули его, и в горле встал комок.
В эту секунду Плут услышал какое-то царапанье. Он обернулся. Слева от него, спрятанное под шишковатым наростом на внутренней стороне толстой горизонтальной ветки, висело что-то отдалённо напоминающее гроздь ананасового винограда. Только цвет у этой кисти был другой — пергаментнобурый, а не пурпурный. Настойчивое шуршание усилилось.
Плут продолжал наблюдение: один из круглых стручков раскрылся, расколовшись пополам, и из похожей на бумагу скорлупки на свет появилось крохотное мокрое насекомое. Оно поползло до конца ветки, затем отряхнуло крылышки под лунным светом.
В тёплом воздухе сбившийся мех обсох и распушился, и насекомое замахало окрепшими крылышками.
— Лесной мотылёк, — прошептал Плут. — Сначала ежеобраз, а теперь — мотылёк! — Он улыбнулся: воспоминания о Магде чередой пронеслись у него в памяти.
Вскоре к первому мотыльку присоединились остальные: стручки лопались один за другим, и из них вылупливались крохотные создания. Наконец последний из них добрался до края ветки и отряхнул крылышки. И тут вся летучая армада взмыла в воздух и устремилась ввысь, озаряемая потоками лунного света.
Боясь моргнуть, Плут как зачарованный смотрел на странный танец лесных мотыльков — они то падали вниз, кружась, подобно осенним листьям на ветру, то взлетали вверх, помахивая радужными крылышками, горевшими, как драгоценные камни, в серебристом сиянии ночного светила.
«Как жаль, что Магда не видит этого, — подумал Плут, улыбаясь. — А может быть, она уже видела этот танец. Может, она уже написала свою диссертацию». — Он нахмурился. Ему самому ещё только предстояло начать исследование.
Плут ужасно мучился от жажды. Фляга была пуста, и, кроме нескольких капель сока, которые он высосал из плотной мякоти древесной груши, двое суток он не пил ничего. В висках у него стучало, в глазах темнело, а внимание рассеивалось.
— Ах ты, растяпа! — крикнул он сам себе, когда нижний парус «Буревестника» зацепился за острую ветку копьевидного куста и небоход потерял равновесие. В ужасе от своей беспечности, Плут поправил паруса и поднял противовесы. Чудом избежав падения, небесный кораблик целым и невредимым взмыл над лесными кронами. Но Плут понимал, что на этот раз ему сильно повезло. Ему необходимо найти воду прежде, чем сознание у него помутится.
Солнце палило невыносимо, и Плут, снова нырнув под лесную сень, продолжал путь низко над землёй, петляя меж деревьев, горевших яркими красками. Ему было известно, что серебристые ивы простирают свои жемчужные разлапые ветви над водой и что над подземными озёрами роем кружится мошкара, но ни одна из примет ему не попадалась на глаза.
В какой-то миг ему показалось, что разум у него меркнет, как вдруг — ошибиться было невозможно — он услышал шум журчащей воды. С внезапным приливом энергии Плут искусно развернул небоход, описал в воздухе круг и обогнул рощицу высоких колыбельных деревьев.
И там, на дальней стороне небольшой песчаной площадки, где буйно разрослась растительность, Плут обнаружил родник. Вода, булькая, стекала с вершины горы по склону, а дальше ручей, перекатываясь по острым камням, впадал в глубокое изумрудное озеро.
— Благодарение Земле и Небесам, — прошептал Плут, пригнувшись к «Буревестнику». — Ну наконец-то.
И всё же он не решался приземлиться. Он медлил. Прекрасный, гостеприимный оазис мог оказаться гибельным местом — такие уголки привлекали самых опасных хищников, обитавших в Дремучих Лесах: саблезубых лесных котов, белогривых волков и, конечно, вжик-вжиков, которые сами никогда не пили воду, но частенько навещали подобные урочища, охотясь на животных, пришедших на водопой.
Плут примостил свой небоход на суку векового колыбельного дерева. Приставив к глазу подзорную трубу, он стал внимательно изучать местность вокруг ручья, стараясь не обращать внимания на пересохший от жажды рот и раскалённый от жары лоб.