Капитан замолчал, и Плут заметил, как небесный пират тайком смахивает слезу. Мальчик тоже чуть не расплакался.
— Теперь ты видишь, Плут, что я потерпел полную неудачу. — Капитан Прутик сделал глубокий вдох. — Возвращаться обратно в Дремучие Леса было невозможно. Я никогда бы не смог справиться с кораблём в одиночку. Поэтому я привязал «Бегущего-по-Небу» к выступу одной из скал — этот уступ, как скрючившийся демон, нависал над бездной, повернувшись спиной к восходящему солнцу, — и ушёл.
— Вы хотите сказать, что «Бегущий-по-Небу» всё ещё там? — ахнул Плут.
— Эх, парень, — вздохнул капитан, — если он ещё не сгнил или Каменная Болезнь не погубила его, мой корабль должен быть там. В то утро, когда я покинул его, моросил мелкий дождик. Мне казалось, что он был в прекрасном состоянии, как бури ни трепали его. И выглядел великолепно, паря над голой, заброшенной землёй, — жестокое напоминание о том, что утрачено навек. — Он помолчал. — Последний небесный корабль. — Капитан Прутик снова сделал длинную паузу и, тяжело вздохнув, продолжил грустное повествование: — Мне потребовалось три дня, чтобы пересечь коварные и зловещие земли Края, и я шёл вперёд ещё недели две, пока случайно не натолкнулся на группу кочующих дуркотрогов, которые дали мне пищу и кров. И с тех пор я брожу в одиночку по Дремучим Лесам.
Я один остался в живых из всей команды. И хотя я стар и болен, но всё ещё не потерял надежды. Каждое утро, проснувшись, я смотрю на горизонт и отправляюсь на поиски Риверрайза, и каждый вечер, ложась спать, я вспоминаю своих погибших товарищей.
До сих пор я чётко вижу их лица, Плут. Гум. Моджин. Лесорыб. Они не держат на меня зла.
Иногда мне хочется, чтобы они проклинали меня. Свет надежды и доверие, которое я читаю в их глазах, в тысячу раз хуже. Я предал их, Плут, — сокрушался капитан. Голос у него сломался. — Они верили в меня. Мои бедные, погибшие друзья. — Он закрыл лицо руками. — Меня преследуют воспоминания, в памяти встают все те, кого я знал когда-то, и мёртвые, и живые, проходя длинной чередой. Я никогда больше не увижу эти лица. Мой отец. Тунтум. Старые профессора Света и Тьмы. Буль. Шпулер. Колючка. — Он покачал головой. — И Верховный Академик Санктафракса. Я помню, как он смотрел на меня в то утро, когда я отправлялся в путешествие, и как он махал мне рукой на прощание.
Плут понимающе кивнул. Всё вернулось на круги своя. Капитан заканчивал свой рассказ:
— Я видел радость и предвкушение новизны, которые прямо-таки светились в его улыбке. Как высоко он держал голову! Какая надежда сияла в его глазах! Когда-то он был моим подмастерьем, а теперь стал Верховным Академиком Санктафракса! Я так гордился им!. — Капитан повесил голову. — Мой бедный, милый Каулквейп!
— Каулквейп? — изумлённо переспросил Плут. — Мне известно это имя!
— Да, Каулквейп Пентефраксис, — горько промолвил Прутик. — Умер много лет назад — погиб от руки тирана, Вокса Верликса. Я узнал о его смерти на Озёрном Острове.
Плут вздрогнул. На память ему пришли слова Ксанта: «Я такой же узник Башни Ночи, как и мой друг Каулквейп, к которому я должен вернуться». Несмотря на лихорадку, терзавшую его тело, он чётко запомнил то, что сказал ему Ксант: «Именно от него я услышал рассказы о Дремучих Лесах и о его приключениях вместе с Прутиком, капитаном воздушных пиратов».
Плут вскочил на ноги. Друг капитана и заключённый из рассказов Ксанта — это одно и то же лицо!
— Он был так молод, — продолжал капитан Прутик, — а я оставил его одного, поручив ему перестраивать Санктафракс, а сам отправился в путешествие, закончившееся полным провалом. Ах, если бы я добрался до истоков реки, до Риверрайза, я мог бы вернуться и помочь ему. Тогда, быть может, он был бы жив!
— Он жив! — воскликнул Плут, не в силах сдержаться. Парочка толстолапов, прервав песнопения, с любопытством глянула на него. Плут схватил капитана за обе руки. — Он не погиб! — кричал мальчик. — Каулквейп жив!
Капитан стал бледным как полотно. Рот у него открылся от изумления.
— Не может быть! — выдохнул он.